1. Типичная европейская социальная реклама. Была бы довольно милой, если бы не открытый, топорный троллинг верующих людей:
2. Вынесен приговор Андерсу Брейвику — айтишнику, который в июле прошлого года убил 77 человек в знак протеста против одной из традиционных религий, ислама.
Брейвика приговорили к 21 году тюрьмы: судьи назначили ему по три месяца за каждый труп. Брейвик будет отбывать свой срок в скромной трёхкомнатной камере, в спартанских условиях. Кроме компьютера, санузла и нескольких тренажёров для занятий спортом на фотографиях не просматривается никаких удобств:
Большой густонаселённый дом, с историей и привидениями, пришёл в запустение. Глава семьи, разговорчивый Сергеич, понимал, что по-старому дальше жить нельзя, но сделать ничего не мог: только важно надувал щёки, ездил жать руки соседям и говорил мудрые слова о важных вещах. Через какое-то время в доме стало натуральным образом нечего жрать.
Дядя Эмиль, который давно уже имел с остальной семьёй натянутые отношения, воспользовался удачным моментом и оформил раздел имущества: оттяпал себе западный флигель. Болтун Сергеич поломался для виду, но документы у нотариуса всё же подписал.
Вскоре после этого Сергеича сменил горластый Николаич, любитель выпить и побузить. Николаич сообщил родственникам, что сначала им будет трудно, а потом хорошо. И, что характерно обещание своё поначалу сдержал: в полном соответствии с его прогнозом жить стало очень трудно. Однако вот со второй частью программы у Николаича как-то не заладилось. Жизнь становилась всё тяжелее, а к старым проблемам добавлялись новые и новые.
Дошло до того, что власть в доме захватили предприимчивые мошенники, которых пьющий Николаич вынужден был слушаться. В некоторые комнаты дома стало не зайти: можно было банально получить нож под ребро от прописавшихся там явочным порядком бандитов. С каждым годом дом ветшал всё сильнее, а Николаич закладывал за воротник всё чаще и чаще. Мало кто из взрослых сомневался, что пройдёт ещё несколько лет и их дом пустят под снос, а его обитателей отправят в новую жизнь — бомжевать. На людях Николаич ещё как-то бодрился, но трезветь ему уже явно было страшно.