У меня есть вопрос читателям-юристам. Зачем в законах нужны заведомо мутные "рекомендательные" нормы, на которые судьи традиционно кладут с прибором?
Сейчас прошёл очередной суд между Слуцкерами. Разбираться кто там прав, а кто виноват, я не хочу: отмечу только, что госпожа Слуцкер, которой я раньше симпатизировал, полностью дискредитировала себя в моих глазах, когда стала верной соратницей Елены Мизулиной и начала помогать ей лоббировать ювенальные поправки к законам.
Но, в любом случае, разводы – дело заведомо мутное, и вставать на чью бы то ни было сторону я не собираюсь. Пост не об этом.
В поправках, которые пыталась несколько месяцев назад протащить Мизулина, была одна очень важная для компрачикосов норма – повысить возраст, начиная с которого мнение детей должно учитываться в суде, до 14 лет. То есть, считать детей до 14 лет разновидностью ценного скота: бессловесными тварями, мнение которых никакого значения не имеет.
Почему это так важно для чёрных детозащитников?
Потому что дети – не деревянные, они понимают, где им хочется жить. Чтобы отобрать ребёнка у родителей и насильно удерживать его в детском доме или в приёмной семье или ещё где-нибудь, надо иметь легальную возможность проигнорировать его мнение.
Так вот. Эти поправки не прошли, возраст "учёта мнения" остался прежним – 10 лет. Согласно действующему законодательству мнение детей старше 10 лет должно судом обязательно учитываться.
Однако на суде над детьми супругов Слуцкер одному из них было уже 12 лет. И ребёнок ясно заявил, что хочет жить с отцом. Судья решение ребёнка проигнорировал и постановил отдать обоих детей матери.
В общем, судью можно понять. У нас, как известно, суды практически всегда отдают детей матери. Более того: Елена Мизулина даже как-то уже предлагала прямо прописать в законе, чтобы в случае развода дети сначала безо всяких разбирательств отдавались матерям, а только потом суд начинал что-то решать.
Но, повторюсь, я в упор не понимаю: зачем в законе нужна норма, которую судьи могут проигнорировать? Если в законе сказано, что мнение ребёнка должно учитываться, почему оно на практике не учитывается?
На всякий случай, напомню классическую историю успеха московской опеки.
Середина нулевых годов, мать-одиночка воспитывает двух одиннадцатилетних дочерей. Муж сидит в тюрьме, мать работает на какой-то не особо денежной работе, типа уборщицы или вахтёра. Денег, соответственно, негусто.
В один прекрасный день в школу, в которой учатся девочки, приходят "толстые добродушные тётки из опеки", просят подобрать им подходящую жертву для заботы. Педагоги показывают на девочек: дескать, у них отец сидит, надо бы их проверить.
В тот же день девочек забирают в детский дом. Подробно расписывать все ужасы сейчас не хочу, поэтому отмечу только, что их мать повесилась примерно через год после отобрания детей, а сейчас девочкам уже около восемнадцати лет и скоро они выйдут во взрослую жизнь.
Так вот. Казалось бы: на суде девочек должны были спросить, хотят ли они жить в детском доме или у мамы. Услышав очевидный ответ, отпустить их домой. Ан нет – мнение детей, как показывает правоприменительная практика, игнорируется.
Короче, повторюсь, у меня вопрос читателям юристам. В чём, собственно, заключается проблема: в коррумпированных судьях, которые судят не по закону, или в законах, которые позволяют судьям их игнорировать?
PS: на всякий случай напоминаю, что сообщество по защите детей от детозащитников
ru_comprachicos живее всех живых – пожалуйста, читайте и присоединяйтесь. В воскресенье, если звёзды займут удачную позицию, сделаю краткий обзор материалов из сообщества.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →