«Как решались.
Идея давняя, шли долго. Ещё в конфетно-букетный период было установлено, что в подростковом возрасте мы с мужем (каждый в отдельности) думали об этом как об идее. А потом я когда второго родила, ходила-качала его по комнате и просто совершенно четко ощутила, что где-то уже сейчас, паралелльно существует еще один мой ребенок. Не мной рожденный. Тогда я начала говорить об этом с мужем в прикладном характере. Но он оказался не готов, и я просто ждала, уверенная, что раз чувствую, то ребенок есть, значит, мы с ним будем вместе.
Мне важно было не давить ни в коем случае на супруга, потому что здесь очень важно, чтобы каждый нес ответственность за свое решение и сам понимал, почему он это делает. Я понимала, муж ещё нет.
Мое зачем — затем, чтобы любить. Чтобы любить этого ребенка и радоваться ему. Мне интересен этот жизненный опыт, я чувствую в себе потребность удовлетворить этот интерес и эту любовь, когда отогревать надо.
При этом важно было понять, что взять ребенка из детского дома — это не подвиг и не жертва, это просто еще один способ завести ребенка в семье.
Мужа, естественно, волновали заботы о материальном обеспечении и чувство отвественности и страха, что не справится, ножки подкашивало.
Так мы пошли спустя год в Школу Приёмных Родителей. И что оказалось?
Главное, что мы поняли — не так страшен черт, как его малюют. Это касается и детей с ВИЧ, гепатитом и всевозможными задержками развития, нарушениями слуха, зрения. Очень, просто ну очень многое компенсируется в домашних условях, просто при обыкновенной заботе и уходе за ребенком, при внимании к нему и медицинской помощи, которую банально не оказывают в ДД в нужных объемах.
Там нет условий для нормального развития и тем более здоровья. А потом, как ни высокопарно это прозвучит, но главное, от чего детям там плохо — это от отсутствия любви.
Один из шокировавших для меня фактов был тот, что в наших детских домах неофициально, но повсеместно детям дают снотворное, для удобства воспитателей. И когда такие дети попадают в семью у них натуральная ломка как у наркоманов, неумение уснуть в принципе. Поэтому, помимо адаптационных процессов вылезают еще и всяческие психические неадекватные проявления.
И кстати, можно убиться, но тебе так и не скажут, что за препарат они давали, и в карте это написано не будет, т.к. это противозаконно. Это только про снотворные, а что мы еще не знаем?
ШПР у нас вещь необязательная, однако является весомым плюсом для опеки, рассматривающей родителей в кандидатов на усыновление. Ну, и полезная она очень: там просто дается подробная, адекватная, структурированная информация по медицине, психологии и юридическим вопросам, связанных с процедурой усыновления.
Коротко как она осуществляется:
1. Приходишь в опеку, говоришь, что хочешь стать усыновителем. Дают список документов, назначают день осмотра жилья на предмет технических, санитарных и прочих условий.
2. Дальше сбор документов. Медицинское заключение, справка о несудимости (самая долгая, месяц делается), справки по жилью: на собственность, БТИ и так далее, справка о доходах, автобиография, в общем, список есть здесь — http://innewfamily.narod.ru/menu5/list51.htm.
3. Осмотр опекой жилищных условий.
4. Вынесение опекой решения о воможности быть усыновителем.
Здесь важно. Отменили закон о положенном на каждого человека опеределенного количества метров от общей площади квартиры. Кроме детей-инвалидов, которым по закону должна предоставляться отдельная комната. То есть, таких норм нет. Опека может по привычке исходить из старых расчетов 12 кв. м. на человека, но к закону это отношения не имеет.
К тому же, они оценивают не место прописки усыновителей и будущего ребенка, а место фактического проживания. Например, у тебя может быть однушка в даааалекой провинции, но снимаешь ты трешку в Москве, и если ты предоставишь договор на съем на год, то смотреть они будут именно трешку.
Это же касается и дохода в семье. Хоть и прописано, что он должен составлять не меньше суммы прожиточного минимума на каждого члена семьи включая новоприбывшего человека, но опека „в интересах усыновляемого ребенка“ (так в законе и написано) может закрыть глаза на это. Учитывается не обязательно официальный доход. Они могут посчитать сумму в банке, приносящую тебе постоянный процент, гонорары, социальные выплаты, доход со сдачи квартиры и так далее — буквально каждую копейку считают.
Исходя из вышенаписанного, становится ясно, что очень, очень многое зависит от конкретной теточки в конкретной опеке. Поэтому с ними нужно быть весьма доброжелательными. Они же доброжелательностью отнюдь не отличаются, во всяком случае, поначалу. Они любят запугивать ужасами и страшилками про детей из детского дома (а оказывается, что большая часть, если не всё, реально мифы), они относятся с большим подозрением к тебе, потому что очень часто детей из детских домов возвращают назад.
Да, потому что это оказался не идеальный ребенок-девочка с абсолютным здоровьем. Потому что часто люди пытаются решить свои проблемы за счет усыновленного ребенка: скрасить одиночество, сделать вид, что это их ребенок (а он „не такой“ как они), укрепить семью (гыгы, это, наоборот, очень стрессовая ситуация для семьи и для каждого ее члена в отдельности), улучшить жилищные условия...
Так. Написала опека и выдала тебе бумажку, что ты можешь быть усыновителем. Знакомит тебя с банком данных по тем детям, что есть по твоим критериям-запросам. Это могут быть дети по региону, городу, а могут, по твоему желанию, из любого уголка страны.
Подыскиваешь ребенка по фотографии, его данным. Знакомишься.
Дальше в течение 10 дней говоришь да или нет. Если нет — снова ищешь, знакомишься.
Если да. Снова встречи с ребенком (они даже обязательны, как я поняла, так как на суде смотрят такой момет как установление с ребенком контакта), и независимая медэкспертиза по желанию усыновителя. Что это такое? Дело в том, что детям из детдома часто ставят несуществующие диагнозы.
Во-первых, если в детдоме есть дети с сильными проблемами со здоровьям, воспитателям дают за это надбавку к зарплате, и им выгодно поставить ребенку диагноз. Во-вторых, часто им ставят диагноз, потому что лучше перебдеть, чем недобдеть, чтоб потом не нести ответственности. В-третьих, детей осматривают в потоке, и дети банально не успевают раскрыться на осмотре (я это про речь, например). Поэтому это может быть для усыновителя важным, чтобы знать, что они будут иметь в реальности.
В это же время опека (то есть, с ней очень дружить надо) готовит документы и зявление в суд.
5. Дальше суд. С подачи до рассмотрения — максимум 2 месяца.
6. После суда, если да, то заключение суда, потом ребенок домой, с его историей, медицинской картой, данными о родителях, если они есть, новое свидетельство о рождении. (Я сейчас могу забыть какой-то конкретный документ).
7. Дальше дом и адаптация.
Адаптация штука жесткая. Дети могут быть как очень зашуганные, так и агрессивные. Они провоцируют на удары, на наказания, у них нездоровое отношение к еде, проблемы ну просто со всем. Есть этапы адаптации — 1месяц, три, полгода, за год как правило, происходит полная адаптация.
Человек очень жизнелюбивое существо,и при малейшей возможности, только „поливай“, расцветает.
Мне кажется вся эта бюрократическая возня даже полезной, чтобы сто раз подумать еще раз о своем решении.
Усыновленным детям-москвичам положены бесплатные операции и медицинские услуги, пособие.
Да, на что смотрят в квартире? Помимо газа, отопления, воды, ремонта. Должна быть кроватка, место для игры. Оценивают твое реальное материальное положение.
Вот. Как-то так».
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →