Лавиния Лонд пишет про знаменитые колонии Антона Макаренко — советского педагога, которому удалось достичь огромных успехов в деле перевоспитания юных хулиганов, фактически малолетних преступников. Рекомендую прочесть «Педагогическую поэму», если вы ещё не читали, это классика. Достигнутый вчерашними беспризорниками прогресс впечатляет, хотя, конечно, современному читателю некоторые действия колонистов покажутся до аморальности некрасивыми.
Воспитанники колоний Макаренко не только выросли нормальными людьми, многие из них сделали хорошую карьеру в СССР. Одним из воспитанников колоний Макаренко стал, например, Алексей Явлинский, сам ставший в итоге директором колонии для беспризорников. Вы, конечно, слышали об его сыне — современном российском политике, известном своей принципиальной проамериканской позицией.
В исследовании, на которое ссылается Лавиния Лонд, пишут, что разница между двумя колониями Макаренко, из которых первая была очень успешной, а вторая — не очень, объясняется разным происхождением воспитанников. В первую колонию попадали дети «бывших», то есть образованных и обеспеченных людей, имеющих правильные моральные установки и привыкших к труду. Цитирую (ссылка):
В комментариях к предыдущей статье упомянули Макаренко, как пример того, что главное — воспитание.
Его имя мне сразу напомнило недавнее интересное исследование на эту тему. Макаренко хорошо известен в западной научной педагогике.
Макаренко создал две основные колонии для перевоспитания подростков, и об обеих написал книги: «Педагогическая поэма» и «Флаги на башнях».
«Педагогическая поэма» стала классикой, потому что из описанной в ней колонии вышло довольно много незаурядных и даже выдающихся людей — генералов, учёных, архитекторов, и так далее.
«Флаги на башнях» не стали классикой. Книга слабее с литературной точки зрения, но главное другое. А именно то, что успехи второй колонии были далеки от успехов первой.
Этот факт всегда объяснялся тем, что к тридцатым годам Макаренко начали травить, против него затеяла войну Крупская, и его несговорчивость всех отталкивала (удивительно, кстати, что он пережил 1937).
Так вот. В исследовании говорится, что все достижения и неудачи Макаренко в перевоспитании трудных подростков объясняются практически только одним: разными подростками.
В первую колонию попали в основном сироты Революции и Гражданской войны: дети проигравшего класса. Во вторую — беспризорники середины 1930-х: дети победившего класса.
Никто не умаляет таланта Макаренко, он был выдающимся педагогом. Но. Из некачественной глины даже Микеланджело ничего дельного не вылепит. А из качественной — даже местный слесарь дядя Коля может полезную вещь сделать.
Макаренко создал беспризорникам условия, при которых те могли развить свой потенциал. Но парадокс в том, что его успешные дети и так могли бы стать генералами! Без Макаренко. Если бы их жизнь шла своим чередом.
Он просто создал им островок нормальности в ужасное время, и, конечно, это его великое достижение.
Но и он мало что смог сделать с другими подростками просто потому, что это было выше его сил: генетика (эпигенетика, случайные мутации) гораздо сильнее среды, он тогда не знал об этом, а мы теперь знаем.
Действительно, было бы странно отрицать, что генетика влияет на нас. Есть передающиеся по наследству болезни, есть передающиеся по наследству таланты — спортивные, например. Возьмите практически любого чемпиона, и вы обнаружите, что его родители или сами увлекались спортом, или как минимум были физически крепкими людьми. Воспитание также имеет огромное значение: это настолько очевидно, что не стоит и обсуждать.
Но всё же я полагаю, что масштабировать опыт Антона Семёновича на всю страну было невозможно в принципе, ни при каких обстоятельствах. Выбранный им формат колонии изначально неэффективен и плох. Первая колония «выстрелила», так как ей очень повезло сразу с несколькими факторами — например, как верно указывает блогер, Макаренко создал колонистам «островок нормальности», внутри которого они радовались таким элементарным вещам, как крыша над головой или ежедневный обед. Дальше, однако, от единичного экспериментального проекта пришлось переходить к скучной рутине, и тут выяснилось, что даже редкий талант и кипучая энергия классика советской педагогики не способны вытянуть ущербный формат.
Главное правило коммуны известно — она должна быть религиозной. Члены коммуны должны быть заряжены сильной идеей, чтобы изо дня в день работать на совесть в отсутствие стоящего за спиной надсмотрщика с хлыстом. Современный пример таких сообществ — коммуны гуттеритов, анабаптистов-пацифистов, которые в конце 19-го века эмигрировали из России в США. Гуттериты живут коммунами по несколько десятков семей, имущество у них общее. Занимаются сельским хозяйством, держат мастерские — вот как в колониях Макаренко. Дома у них отдельные, а едят уже вместе. Финансово вполне успешны и, вообще, у них всё хорошо.
Процветали религиозные коммуны и в СССР. Вот одна из типичных историй (ссылка):
…многие обители, официально закрытые к началу двадцатых, продолжали существовать как сельхозартели. Мы знаем и единственный тайный женский монастырь, образованный уже в двадцатые годы, но действовавший под видом сельхозартели. Известен факт, что и Зосимова пустынь была преобразована в сельхозартель. Её председателем была последняя игумения монастыря Афанасия Лепешкина, потомок купцов-благотворителей и в будущем святая преподобноисповедница. Ей приходилось на этом посту крайне тяжело.
Но Матушке Арсении в Сергиевском, под Шуей Господь послал прекрасного, глубоко верующего человека – Ивана Ивановича Озарина. Получив назначение директора совхоза на базе Воскресенско-Феодоровского монастыря, он уговорил матушку записать в совхоз всех насельниц обители, но на работы пообещал ставить только тех, кто мог их выполнять. Зарплату Иван Иванович выплачивать всем, на труд монашествующих в совхозе брал у Матушки благословение и ни в коей мере не нарушал монастырского уклада уже закрытой обители. Так продолжалось почти десятилетие. Одно время здесь проживал даже будущий преподобномученик владыка Серафим Чичагов. Сёстры много трудились, продолжая жить под водительством Матушки Арсении по монастырскому уставу. Но долго безбожная власть терпеть такое не пожелала, несмотря на высокие трудовые показатели и помощь директора Озарина.
В 1929-м совхоз закрыли, сестёр разогнали, в монастыре поначалу устроили детскую колонию, затем — школу животноводства. Матушка уезжает во Владимир, где в 1932-м году, когда по всему СССР прокатилась волна арестов «бывшего монашествующего элемента», не избежала и сама этой участи. Все стандартные обвинения тех лет, предъявленные матушке Арсении, были ею отвергнуты. Её приговорили к трём годам ссылки в Казахстан.
В тексте сказано, «безбожная власть терпеть такое не пожелала, несмотря на высокие трудовые показатели». Боюсь, что источник не вполне понимает мотивацию советских властей тех лет, всю тяжесть их положения. «Безбожная власть» не пожелала терпеть православный совхоз именно потому, что он полностью дискредитировал своей успешностью совхозы и колхозы обычные, атеистические, возглавляемые мстительной беднотой. На плакатах-то всё совершенно иначе: там молодые широкоплечие атеисты с презрительной снисходительностью смотрят на старый маленький мир: толстых попов и согбенных старух. И тут внезапно оказывается, что эти «согбенные старухи» играючи бьют комсомольцев по урожаям и по производительности труда. Конечно, терпеть такую дискредитацию коммунизма было никак нельзя.
Вот, собственно, и причина провала колоний Макаренко — или, точнее, причина, по которой советская власть так и не смогла вывести их из экспериментальной фазы, распространив опыт педагога на всю страну.
Главная идея колонии такого рода — трудовое воспитание. Но чтобы человек трудился, у него должен быть некий мотив. В монашеских общинах мотив работников понятен — там люди верующие, а совесть, как известно, лучший контролёр. При этом, что очень важно, условные гуттериты видят и результаты своего труда: хорошо поработали, получили хороший урожай, по-честному разделили на всех.
В советских общинах, будь то колхозы или трудовые колонии, мотивов трудиться нет.
Во-первых, как верно указывают читатели, социализм — это равная оплата за неравный труд, лодырь и трудяга-муравей получают одинаковый паёк. В таких условиях мотивация работает в обратную сторону — желательно работать поменьше, чтобы сэкономить силы и время. Более того, сэкономленные силы и время можно потратить на альтернативные способы добычи благ: на воровство общих ресурсов и на упрочение своей позиции в обезьяньей иерархии, то есть на дружбу с сильными подростками и подавление слабых.
Ответственный колонист, который честно выполняет свою норму в поле, оказывается в дураках — он не только сильнее устаёт, но и подвергается травле со стороны бездельников, так как пока наш наивный муравей полол сорняки, бездельники выстраивали крепкие связи внутри своей банды. Такая травля может выражаться, например, в том, что колониста-трудягу тумаками и угрозами заставят выполнять дополнительно ещё и чужую норму. Как это повлияет на его желание работать, понятно.
Во-вторых, советские граждане были отчуждены от результатов своего труда. Ещё раз сравним с американской коммуной гуттеритов. Гуттериты хорошо поработали, получили богатый урожай, продали, «разделили» на всех. Построили новый дом, купили новый трактор, поставили компьютеры в общий зал. Зарезервировали часть денег на вкусную еду, в конце концов.
В советской коммуне не так. Хорошо поработали, получили богатый урожай… отдали государству. Которое этот урожай потратило куда-то на свои нужды. Плохо поработали, получили плохой урожай… вот вам помощь из государственного бюджета, чтобы не голодали. Ну и какой же смысл при этом раскладе вчерашнему хулигану напрягаться? Государство всё равно всё отберёт.
Чтобы хоть что-то проросло в этой системе двойной советской демотивации, нужны титанические усилия по обходу системы. Как показывает пример Антона Семёновича, сделать это сложно, но возможно.
1. Начальник колонии должен быть не обычным чиновником, которого государство может рассчитывать нанять на службу, а фанатиком своего дела с горящими глазами. Он должен будет принимать судьбы питомцев близко к сердцу и выстраивать с ними практически родственные отношения.
2. Надо выстраивать альтернативные, фактически незаконные системы мотивации — к примеру, выдавать ударникам реальную сержантскую власть над другими детьми. Проще говоря, аппарат колонии должен состоять не из строгих «дядек», как выражается педагог в своей книге, а из самих взрослеющих колонистов — при этом, повторюсь, власть у них должна быть реальной, а не потешной, как у старост в вузах.
3. Крепкий коллектив должен самовоспроизводиться, как чайный гриб. Надо создать систему, в которой у всех детей горят глаза страстью к учёбе и труду, а потом аккуратно, очень маленькими партиями, вливать в эту систему новых участников, чтобы коллектив успевал их переваривать и перевоспитывать на свой лад.
4. Начальник колонии должен быть пронырой и казнокрадом, чтобы утаивать значительную часть «урожая» от властей, чтобы отбиваться от проверяющих, чтобы выбивать всякое нужное у государства, и чтобы вести теневую торговлю, выменивая необходимое в других местах. Всё это, разумеется, повлечёт за собой большой риск: попавшись, можно будет не только потерять должность, но и сесть в тюрьму.
5. В самой колонии нужно иметь достаточно крепкую формальную и неформальную власть, чтобы регулярно решать возникающие конфликты силовым путём: то выгоняя нарушителей на мороз, то приказывая своим приближённым проводить с ними воспитательные беседы.
В первой колонии Антона Макаренко весь этот набор костылей присутствовал. Вдобавок к ним он получил ещё два бонуса от революции и гражданской войны: во-первых, высокое качество контингента, во-вторых — разруху за стенами колонии, на фоне которой неустроенная бедность колонистов казалась даже благополучием. Всё это вместе и обеспечило яркий успех.
Стоит ли изучать опыт Макаренко в педагогических вузах или за их пределами?
Несомненно. Особенно сейчас, когда дурная идеология развеялась, и мы можем уже сказать прямо: государство мешало колонии тем-то и тем-то, поэтому нужно изменить такие-то правила, чтобы преуспеть. Более конкретно, трудовое воспитание девиантной молодёжи может строиться на двух основах:
1. Религиозная коммуна.
2. Справедливая капиталистическая оплата труда.
Полагаю, если отталкиваться от одной из этих основ, другие приёмы Макаренко вполне можно воплотить в реальные достижения и в наши дни.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →