Олег Макаренко (olegmakarenko.ru) wrote,
Олег Макаренко
olegmakarenko.ru

Category:

В защиту цензуры

О цензуре. Как-то принято считать, что цензура — это абсолютное зло. В советских школах рассказывали разные ужасы про «царскую цензуру». Сейчас в газетах пишут уже про «советскую цензуру».

При этом подразумевается, что в идеале журналисты должны иметь возможность писать абсолютно всё, что они хотят. Например, Валерия Ильинична Новодворская должна иметь возможность написать следующее (пруфлинк):

В 1920 году белых офицеров топили целыми баржами на Соловках. В открытом море прорубали днище баржи, команда и чекисты уплывали на шлюпках, а пленные захлебывались в ледяной воде. Когда Белая Армия вошла в Самару и открыла подвал чрезвычайки, где каждый день расстреливали «классовых врагов», пол оказался на полметра покрыт кровавым студнем. В 1937 году в подвале Лефортовской тюрьмы стояла гигантская мясорубка. В ней перемалывали тела казненных, прежде чем зарыть эти «удобрения» в подмосковных оврагах и рвах. В 1952 году чекисты пытали кремлевских (то есть лучших в стране) врачей и собирались вешать их на Красной площади, а всех евреев выслать в Сибирь. От Будапешта до Праги, от Афганистана до Чечни, от «Норд-Оста» до Беслана их путь был усеян трупами невинных, тысячами, миллионами трупов.

Казалось бы, что здесь не так?

Давайте разберём несколько теоретических примеров, когда, возможно, стоило бы ограничить «свободу» журналистов.

1. Плагиат. Журналист Василий Пупкин пишет гениальную статью про Пиотровского. Журналист Сидор Носов эту же статью берёт, передирает слово в слово и сдаёт редактору уже под своим именем.

2. Опасные рецепты. Журналист Василий Пупкин пишет про свой опыт употребления скипидара. Дескать, журналист выпивал один стакан скипидара натощак, и у него волосы на голове выросли, а волосы на спине, наоборот, исчезли.

3. Клевета. Журналист Василий Пупкин пишет, что Владимир Путин в юности воровал шапки в парках. Стояли тогда в парках такие сортиры без крыши. Вован дожидался, когда какой-нибудь мужик в этом сортире устроится, перевешивался через стену, хватал у него с головы шапку и убегал. Разумеется, написанное — целиком вымысел.

4. Разнообразная мерзость. Кровавая расчленёнка, поедание всяческой гнуси, зоофилия и прочие чудовищные извращения.

5. Пропаганда и реклама наркотиков.

6. Разглашение чужих тайн. Например, пароли к чужим почтовым ящикам. Или планы спецслужб по обезвреживанию террористов. Или нехорошие истории из личной жизни людей, которые они хотели бы сохранить в секрете.

Как полагаете, будет обществу лучше, если этот (неполный) список из шести пунктов станет чистой формальностью, и журналисты смогут безбоязненно его нарушать? Лично мне вот почему-то кажется, что не станет.

В самом деле, простое логическое построение.

Если слово имеет силу, если оно ранит и калечит, то мы не должны позволять журналистам «ранить и калечить» кого угодно. Не разрешаем же мы борцам самбо ломать руки всем прохожим подряд? Если же слово — это всего лишь слово, если слово бессильно, то кому какое дело, будет цензура или нет?

Ладно. Вернёмся к Новодворской. Задам риторический вопрос: нарушила ли Валерия Ильинична какие-нибудь из этих шести пунктов своей цитатой?

Имхо, нарушила.

Во-первых, показ и рассказ разнообразных ужасов (пункт 5) принято запрещать не просто так. Они влияют на психику. Например, многие люди сейчас боятся летать на самолётах, хотя самолёты гораздо безопаснее чем, скажем, автомобили.

Во-вторых, дезинформация по поводу рецептов (пункт 2) касается не только медицинских средств. Сказать, что «в этой стране невозможно вести бизнес», думаю, ничуть не менее преступно, чем рекомендовать лечить триппер ударными дозами витамина Ц.

И, наконец, клевета (пункт 3). Клевета — это больно. И я не понимаю, почему Новодворская имеет право делать больно мне словом, а я не имею права, например, сделать ей больно ударом дубинки.

Впрочем, про дубинку я, разумеется, шучу. Карать за слово ударами сапога — это не наш метод. Штрафы, штрафы и штрафы — вот что спасёт Родину.

PS: Про смерть Алексея Ридигера.

Знаете, не нужно стравливать сатанистов и православных. Смерть — это смерть, это не повод для радости. Смерть любого человека — потеря для кого-то, и, как правило, большая потеря. Даже у Саддама Хусейна были родственники.

Вообще, я не считаю православных своими врагами. У нас нет конфликта интересов. Мне очень мало было известно про деятельность Ридигера. Ридигер же, уверен, даже не подозревал о моём существовании.

Конечно, отдельные рядовые православные фанатики высказываются регулярно в том ключе, что сатанистов надо сажать в тюрьму. Однако и среди тех, кто называет себя сатанистами попадаются недалёкие люди (пруфлинк).

Скажу больше. Когда мы придём к власти, мы не будем сжигать церкви. У нас светское государство, и религия должна оставаться личным делом каждого.

Update: Для ясности, дам определение. Цензура — это система контроля над информацией, размещаемой в публичных местах. Обратите внимание: цензура вовсе не должна быть предварительной. В моём посте имеется в виду, разумеется, постцензура. То есть, идея в том, чтобы издания печатали всё, что захотят, а потом отвечали за нарушения закона.
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 226 comments
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →