Стоит ли быть мудрым?: olegmakarenko.ru

Вчера со мной произошла странная история. Я в одиночестве обедал в китайском ресторане, бодро наворачивая свинину с ананасами. Внезапно за мой столик уверенно сел пожилой, крепко сбитый цыган с седой окладистой бородой. — Фриц, — с ходу начал он, глядя мне в глаза, — Я знаю, что Вы интересуетесь творчеством Пола Грэма. И недавно я видел в Вашем блоге статью, посвящённую различию между мудростью и интеллектом . Полагаю, Вам будут интересен вот этот материал. С этими словами цыган расстегнул свою кожаную куртку и вынул из кармана стопку сложенных вдоль листов А4. — Это мой перевод прошлогодней статьи Пола Грэма «Стоит ли быть мудрым». Я почти закончил его, остались сущие мелочи: немного причесать некоторые места и доперевести несколько абзацев. Но я думаю, что уже не найду в себе силы на это. Вы снимете большой камень с моей души, если согласитесь закончить этот перевод за меня. — Хорошо, — сразу согласился я, — для Пола Грэма и в самом деле всегда найдётся место в моём блоге. Но кого мне указать в качестве автора перевода? — Зачем Вашим читателям знать моё имя? — с улыбкой спросил меня цыган, поднимаясь из-за стола — Напишите просто: «анонимный поклонник творчества Пола Грэма». Приятного аппетита, Фриц, меня ждут друзья. Дома я внимательно ознакомился с полученными листками. В самом деле: недопереведённого текста оказалось совсем немного. Потратив два часа времени, я успешно завершил перевод, обнаружив, что Пол Грэм не согласен с моим разделением мудрости и интеллекта. Тем не менее, эссе дало мне пищу для размышлений. Немного расстроило меня только то обстоятельство, что это эссе Пола Грэма, оказывается, уже было переведено, причём больше одного раза. Однако, на мой взгляд, каждый перевод уникален, особенно когда речь идёт про перевод философских текстов. Поэтому я таки опубликую этот перевод здесь. Ну а для снобов, которые предпочитают читать всё в оригинале, вот ссылка на источник . Кстати, на фотографии изображён Пол Грэм, собственной персоной. Итак, Пол Грэм. Стоит ли быть мудрым? Февраль 2007 Несколько дней назад я наконец-то нашёл ответ на одну загадку, которая вот уже 25 лет меня мучает: в чём разница между мудростью и интеллектом. То, что это не одно и то же, можно видеть на большом количестве умных, но не слишком мудрых людей. И всё же мне кажется, что интеллект и мудрость связаны. Что такое мудрость? Я бы сказал, что это знание того, что следует делать во многих ситуациях. Тут я не претендую на глубокие выводы об истинной природе мудрости, а просто пытаюсь выяснить, как мы употребляем это слово. Мудрый человек — это тот, кто обычно знает, как правильно поступить. Но разве «быть умным» не значит «знать, что делать в определённых ситуациях»? Например, знать, что делать, когда учитель в младшей школе говорит вашему классу сложить все числа от одного до ста? [1] Иногда говорят, что мудрость и интеллект применимы к разным видам проблем: мудрость — к человеческим проблемам, а интеллект — к абстрактным. Но это неверно. Некоторые виды мудрости никак не связаны с людьми: например, мудрость инженера, знающего, что одни структуры менее подвержены ошибкам, чем другие. И, конечно, умные люди могут найти изящные решения человеческих проблем, а не только абстрактных. [2] Согласно другому распространённому объяснению, мудрость приходит с опытом, в то время как интеллект врождён. Но люди не бывают мудрыми просто в соответствии с количеством жизненного опыта. Чтобы стать мудрым, требуется не только опыт, но много других вещей. Некоторые из этих вещей могут быть врожденными: склонность к размышлению, например. Оба стереотипных суждения о разнице между мудростью и интеллектом не выдерживают проверки. Так в чём же разница? Если присмотреться к тому, как люди употребляют слова «мудрый» и «умный», то окажется, что они описывают две разные формы успешности. График «Мудрый» и «умный» — это два способ сказать, что кто-то знает, что делать. Разница в том, что «мудрый» довольно хорошо справляется со всеми ситуациями, а «умный» может решить только некоторые проблемы, зато идеально. Другими словами, если нарисовать график, на котором ось x представляет ситуации, а ось y — результаты, то график мудрого человека будет стабильно высоким, а на графике умного человека будут высокие пики. Это различие похоже на то правило, согласно которому талант надо оценивать по лучшим его проявлениям, а характер — по худшим. Правда мудрость, в отличие от характера, нужно оценивать не худшим проявлениям, а по средним. Короче, мудрость и ум — это два разных вида «высокого» графика. Итак, мудрый человек знает, что делать в большинстве ситуаций, а умный человек знает, что делать в тех ситуациях, где остальные теряются. Необходимо добавить ещё одно уточнение: мы не рассматриваем те случаи, где человек знает, что делать, так как располагает секретной информацией. [3] Но в остальном я не думаю, что мы сможем добиться большей конкретики, не впадая в ошибки. Нам это и не нужно. Несмотря на свою простоту, моё объяснение предсказывает оба стереотипных суждения о разнице между мудростью и интеллектом (или, по крайней мере, согласуется с ними). Человеческие проблемы — самый распространённый вид проблем, поэтому хорошее умение решать их — это ключ к достижению высокого среднего результата. И кажется естественным, что высокий средний результат зависит главным образом от опыта, но рекорды могут поставить только люди с редкими, врождёнными качествами. Почти любой может научиться хорошо плавать, но чтобы стать олимпийским чемпионом по плаванию, нужно определённое телосложение. Моё объяснение также помогает понять, почему так сложно дать определение мудрости: её просто нет. Эпитет «мудрый» кое-что значит: что некто в среднем хорошо умеет делать правильный выбор. Но из существования мудрых людей вовсе не следует, что существует мудрость. В той мере, в которой слово «мудрость» вообще что-то значит, оно указывает на смесь таких разнородных качеств как самодисциплина, жизненный опыт и способность к сопереживанию. [4] Аналогично, хотя «умный» кое-что значит, нас ждут неприятности, если мы будем упорно искать одну простую вещь под названием «интеллект». И не все его компоненты врожденные, чем бы они ни были. Мы используем слово «умный» как указание на способность: умный человек может понять то, что мало кто смог бы. И хотя кажется вполне вероятным, что бывает какая-то врождённая предрасположенность к интеллекту (и к мудрости тоже), но эта предрасположенность сама по себе не есть интеллект. Мы склонны представлять интеллект врождённым ещё и потому, что люди, пытавшиеся измерять его, сосредотачивались на тех его сторонах, которые легче поддаются измерению. Ясно, что удобнее будет работать с таким качеством, которое врождено, чем с таким, которое подвержено влиянию опыта и, следовательно, может меняться в ходе исследования. Проблема возникает тогда, когда мы притягиваем слово «интеллект» к тому, что они измеряют. Если они измеряют что-то врождённое, они не могут измерять интеллект. Дети трёх лет от роду не умны. Если мы и называем малыша «умным», то это сокращение для «более умный, чем другие дети его возраста». Разрыв Возможно, не стоит вдаваться в терминологические детали, указывая, что предрасположенность к интеллекту — ещё не то же самое, что интеллект. Но это важная терминологическая деталь, потому что она напоминает нам, что мы можем стать умнее, точно так же, как мы можем стать мудрее. Тревожная новость заключается в том, что, возможно, нам придётся выбирать одно из двух. Если мудрость и интеллект — это средний уровень и пики одного и того же графика, то они сходятся, когда количество точек на графике уменьшается. Если остаётся всего одна точка, то они тождественны: средний уровень и максимум совпадают. Но при увеличении количества точек мудрость и интеллект расходятся. И, видимо, с ходом истории количество точек на графике увеличивается: наши способности проверяются во всё более широком круге ситуаций. Для людей, живших во времена Конфуция и Сократа, мудрость, учёность и интеллект были, по-видимому, теснее связаны, чем для нас. Различать «мудрого» и «умного» — современная привычка. [5] А причина этого в том, что понятия «умный» и «мудрый» уже давно расходятся. С ростом специализации знаний на графике появляется всё больше точек, и разница между пиками и средним уровнем становится всё более резкой, как цифровая фотография, отображаемая с бóльшим количеством пикселей. Одним из следствий подобной специализации может быть устаревание древних рецептов. Как минимум, необходимо пересмотреть эти рецепты и разобраться, рецептами чего они были на самом деле: мудрости или интеллекта? И действительно ошеломляющей переменой, в то время как интеллект и мудрость отдаляются друг от друга, может быть необходимость решить, что нам больше нравится. Мы не можем оптимизировать и то и другое одновременно. Судя по всему, общество проголосовало за интеллект. Мудрец больше не вызывает у нас такого восхищения, которое он вызывал две тысячи лет назад. Теперь мы восхищаемся гением. Потому что разница, с которой мы начали, на самом деле имеет и довольно жестокую обратную сторону: можно быть не только умным и немудрым, но и быть мудрым и неумным. Это вызывает мало восхищения. Так вы получаете Джеймса Бонда, который знает, что делать во множестве ситуаций, но должен полагаться на калькулятор, где дело касается математики. Интеллект и мудрость, конечно же, не исключают друг друга. На самом деле, высокий средний уровень может поддерживать высокие пики. Но есть основания думать, что в определённый момент вам приходится выбирать одно из двух. Для примера можно вспомнить очень умных людей, которые так часто ведут себя неразумно, что в обыденном сознании это воспринимается скорее как правило, а не как исключение. Возможно, рассеянный профессор по-своему мудр, или мудрее, чем кажется, но это не та мудрость, которую хотели видеть в людях Конфуций или Сократ. [6] Новизна И для Конфуция, и для Сократа мудрость, добродетель и счастье были необходимым образом связаны. Мудрец — это тот, кто знает, каков правильный выбор, и всегда его делает. Чтобы выбор был правильным, он должен быть морально оправдан; следовательно, мудрец всегда счастлив, зная, что он делает лучшее из возможного. Я мало могу вспомнить античных философов, которые не согласились бы с этим (хотя бы в общих чертах). «Благородный муж всегда счастлив; мелкий человек печален,» — сказал Конфуций. [7] А несколько лет назад я читал интервью одного математика, который сказал, что вечером он обычно ложится спать неудовлетворённый, чувствуя, что продвинулся недостаточно. [8] Китайские и греческие слова, которые мы переводим как «счастливый» значили не совсем то же самое, что наши слова, но сходство достаточно велико, чтобы это замечание противоречило им. Разве этот математик — мелкий человек, потому что он неудовлетворён? Нет; просто он занят такой работой, которая была не очень обычной во времена Конфуция. Человеческое знание, по-видимому, растёт фрактально. Время от времени какой-нибудь пустяк, который казался совершенно незначительным — даже ошибка экперимента — при ближайшем рассмотрении превращается в такую важную вещь, которая содержит в себе не меньше, чем всё предшествующее знание. Некоторые из таких фрактальных узлов, разорвавшихся с античных времён, предполагают изобретение и открытие нового. Математика, например, когда-то была занятием небольшой группы любителей. Теперь это карьера для тысяч. А в работе, которая связана с созданием нового, некоторые старые правила не действуют. На днях я провёл некоторое время в роли консультанта и там я обнаружил, что древнее правило работает по-прежнему: попробуй понять ситуацию так хорошо, как ты можешь; дай самый лучший совет, который ты можешь дать на основе своего опыта; а после не волнуйся об этом, зная, что ты сделал всё, что мог. Но я не испытываю ничего похожего на эту безмятежность, когда пишу эссе. Тогда я неспокоен. Что если у меня кончатся мысли? И когда я пишу, четыре ночи из пяти я ложусь спать неудовлетворённый, чувствуя, что сделано недостаточно. Работа консультанта и работа писателя коренным образом различаются. Когда люди приходят к вам с проблемой и требуется определить правильный ход действий, от вас (обычно) не требуется ничего изобретать. Вы просто взвешиваете альтернативы и пытаетесь определить, какое решение будет наиболее благоразумным. Но благоразумие не подскажет мне, какую фразу писать дальше. Область поиска слишком велика. Какой-нибудь судья или военный может в значительной части своей деятельности руководствоваться долгом, но долг — плохой советник в творчестве. Творцы зависят от чего-то менее надёжного: от вдохновения. И, как большинство людей, ведущих ненадёжное существование, они часто испытывают тревогу и неудовлетворённость. В этом отношении они больше похожи на маленького человека времён Конфуция, которого один плохой урожай (или правитель) мог поставить на грань голодной смерти. Только вместо того, чтобы зависеть от милости природы и чиновников, они зависят от милости своего собственного воображения. Пределы Мне стало легче просто от понимания того, что неудовлетворённость может быть в порядке вещей. Представление о том, что успешный человек должен быть счастлив, набирало силу веками. Если я чего-то стою, думал я, то почему у меня нет той лёгкой уверенности, которая ассоциируется с победителями? Но теперь мне кажется, это похоже на то, как если бы бегун спрашивал: «Если я такой сильный спортсмен, почему я чувствую такую усталость?» Хорошие бегуны по-прежнему устают, просто они устают на более высоких скоростях. Люди, чья работа заключается в изобретении или открытии нового, находятся в такой же ситуации, как и этот бегун. У них нет никакой возможности сделать всё, что от них зависит, потому что нет предела тому, что они могли бы сделать. Ближе всего к этому можно подойти, сравнивая себя с другими людьми. Но когда вы набираете мастерство, это теряет значение. Студент, которому удаётся что-то опубликовать, чувствует себя звездой. Но для того, кто находится на переднем крае науки, чем подтверждается качество результатов? Бегуны могут по крайней мере сравнивать себя с другими бегунами, которые заняты тем же самым; если вы возьмёте Олимпийское золото, можно быть вполне удовлетворённым, даже если вы думаете, что могли бы пробежать чуточку быстрее. Но что делать писателю? Напротив, если вы заняты такой работой, где задачи ставятся перед вами, а вам остаётся выбирать между несколькими альтернативами, то существует верхняя граница вашей успешности: каждый раз делать наилучший выбор. В древних обществах, кажется, почти вся работа относилась к этой разновидности. Крестьянину приходилось решать, стоит ли чинить ветхую одежду, а королю — стоит ли нападать на соседа, но ни от того, ни от другого не ожидалось изобретение новых вещей. В принципе, такая возможность была: король мог бы изобрести огнестрельное оружие, а потом напасть на соседа. Но на деле новшества были настолько редкими, что их от вас и не ждали, как не ждут от вратаря, что он забьёт гол. [9] На практике казалось, что у в ситуации есть верное решение, и если вы его приняли, то вы сделали своё дело наилучшим образом, так же как вратарь, не пропустивший ни одного мяча, по общему мнению, сыграл превосходно. В том мире мудрость ценилась выше всего. [10] Даже теперь большинство людей заняты такой работой, где перед ними ставятся задачи, а им остаётся выбирать наилучший из вариантов. Но с ростом специализации знаний возникает всё больше видов работы, где люди должны создавать новые вещи и где, следовательно, нет верхнего предела успешности. Интеллект становится всё более важным по сравнению с мудростью, потому что появляется всё больше места для вершин. Рецепты Другой признак того, что мы можем оказаться перед выбором между интеллектом и мудростью, — это то, насколько различны их рецепты. Кажется, к мудрости в основном приходят через излечение от детских качеств, а к интеллекту — через их развитие. Рецепты мудрости, в особенности древние, обычно носят характер лекарств. Для достижения мудрости необходимо удалить всю пустую породу, которой заполнена ваша голова при выходе из детства, оставив только драгоценную руду. И самообладание, и опытность приводят к этому результату: они удаляют случайные пристрастия, возникающие из вашей собственной природы и обстоятельств вашего воспитания, соответственно. В этом не вся мудрость, но значительная её часть. Многое из того, что находится в голове мудреца, находится и в голове каждого 12-летнего мальчишки. Разница в том, что в голове 12-летнего мальчишки это смешано с большим количеством случайного мусора. Путь к интеллекту идёт через работу над сложными проблемами. Интеллект развивается так же, как развиваются мышцы, — благодаря тренировкам. Но здесь не может быть слишком много принуждения. Никакое количество дисциплины не заменит настоящего любопытства. Поэтому развивать интеллект — это значит найти в своём характере пристрастие к чему-нибудь, какую-то склонность интересоваться вещами определённого рода, — и давать ему пищу. Вместо того, чтобы сглаживать свои особенности в попытке сделать из себя нейтральный сосуд для истины, вы выбираете одну из них и пытаетесь вырастить её из семечка в дерево. Мудрецы все очень похожи в своей мудрости, но очень умные люди бывают умными каждый по-своему. Большинство традиций в нашем образовании направлены на мудрость. Возможно, это одна из причин того, что школы работают плохо: они пытаются создать интеллект, используя рецепты мудрости. В большинстве рецептов мудрости есть элемент подчинения. По меньшей мере, от вас требуется делать, что говорит учитель. Более суровые рецепты направлены на то, чтобы сломать вашу индивидуальность, как это делает армейская муштра. Но путь к интеллекту лежит не здесь. Хотя мудрость приходит со смирением, при развитии интеллекта может быть даже полезно иметь ошибочно высокое представление о своих способностях, потому что это даёт вам смелость продолжать работу. В идеале — до тех пор, пока вы не поймёте, как сильно ошибались. (Старую собаку сложно выучить новым трюкам не только из-за того, что мозг становится менее гибким. Другое и, возможно, более сложное препятствие в том, что старая собака оценивает себя по более высоким стадартам). Я понимаю, что мы вступаем сейчас на зыбкую почву. Я не думаю, что главной задачей обучения должно быть увеличение «самооценки» учеников. Подобный подход просто вскормит их лень. И, в любом случае, это не обманет самих детей, особенно умных. Они справедливо скажут, что соревнование, в котором выигрывает каждый — это жульничество. Учитель вынужден идти по узкой тропинке: с одной стороны, Вам нужно поощрять детей к самостоятельной работе, но, с другой стороны, Вы не можете хвалить абсолютно всё, что они сделают. Вам придётся стать хорошей публикой: достаточно восприимчивой, но не такой, которую слишком легко поразить. И это весьма непросто. Нужно иметь хорошее знание способностей детей разного возраста, чтобы знать, когда следует выглядеть восхищённым. В ортодоксальной школе обучение устроено иначе. Слушающей стороной традиционно является ученик, а не учитель; дело ученика — не изобретать, но усваивать требуемое количество материала. (Иногда от учеников даже требуют пересказывать лекции учителя своими словами). Проблема традиционной школы в том, что она при обучении слишком сильно склоняется в сторону мудрости. Разница Я намеренно дал этому эссе провокационное название; конечно же, стоит быть мудрым. Но я полагаю, что важно понимать разницу между мудростью и умом, и важно понимать, что этот разрыв между ними становится с каждым годом всё больше и больше. Так мы сможем избежать ошибки и не применять к интеллекту те правила и стандарты, которые на самом деле относятся к мудрости. Различие между этими двумя смыслами, в которых мы «знаем, что делать», гораздо серьёзнее, чем кажется большинству людей. Путь к мудрости идёт через дисциплину, а путь к интеллекту — через тщательно выверенное потворство себе. Мудрость одинакова для всех, интеллект своеобразен. И в то время как мудрость приносит спокойствие, интеллект чаще всего ведёт к неудовлетворённости. Это особенно стоит запомнить. Один друг-физик недавно сказал мне, что половина его коллег принимает Прозак. Возможно, если мы признаем, что некоторое количество фрустрации неизбежно при некоторых видах деятельности, мы сможем ослабить её действие. Возможно, нам удастся изолировать её и время от времени откладывать в сторону, не позволяя ей сливаться с ежедневными печалями в болото пугающих размеров. По крайней мере, мы можем избежать неудовлетворения по поводу своего неудовлетворения. Если ваши силы на исходе, то не обязательно с вами что-то не в порядке. Может быть, вы просто быстро бежите. Примечания [1] По легенде, такое задание получил Гаусс, когда ему было 10 лет. Вместо того, чтобы старательно складывать числа, как остальные ученики, он заметил, что они образуют 50 пар, каждая из которых в сумме даёт 101 (100 + 1, 99 + 2 и так далее), так что он может просто умножить 101 на 50 и получить ответ, 5050. [2] Есть также мнение, что ум — это способность решать проблемы, а мудрость — это знание, как использовать решения. Однако этот афоризм показывает нам только отношение между мудростью и умом, но не разницу между ними. Мудрость также может быть полезна при решении проблем, а ум может подсказать, что делать с этими решениями. [3] При рассуждениях об уме и мудрости нам следует вывести за скобки фактор знаний. Люди, которым известна комбинация сейфа, откроют его быстрее, чем те, кому эта комбинация неизвестна. Однако мудрость и ум тут, очевидно, не при делах. Но знания невозможно отделить от мудрости и, возможно, также и от ума. Знание человеческой природы — это, несомненно, важная составная часть мудрости. Так где же нам провести границу между знаниями и мудростью? Возможно, правильным решением будет отбрасывать такие знания, которые резко падают в цене при определённых обстоятельствах. Например, знание фрацузкого, хотя и весьма полезно в ряде ситуаций, резко обесценивается при общении с людьми, которые французским не владеют. Понимание же сути, например, тщеславия, будет изменять свою ценность более плавно. Знания, которые имеют тенденцию резко изменять свою ценность в зависимости от обстоятельств — это узкоспециальные знания, которые слабо связаны с остальными знаниями. Сюда относятся языки, комбинации сейфов, а также так называемые «случайные факты», такие как дни рождения кинозвезд или различия между Студебеккерами 1956 и 1957 года. [4] Те, кто ищет какую-то одну простую вещь под названием «мудрость», обмануты грамматикой. Мудрость — это просто знание, как правильно поступить, и есть тысяча и одно качество, которые помогают в этом. Одни, например, не-сосредоточенность на себе, могут возникнуть из медитации в пустой комнате; другие, например, знание человеческой природы, могут прийти от посещения пьяных вечеринок. Возможно, понимание этого факта поможет разогнать туман полусвященной таинственности, который окружает мудрость в глазах столь многих людей. Таинственность возникает в основном из стремления найти то, чего нет. И причина, по которой существует так много разных школ мудрости заключается в том, что каждая из них фокусировалась на каком-то своём компоненте мудрости. Когда в этом эссе я употребляю слово «мудрость», я имею в виду всего лишь произвольное собрание качеств, которое помогает человеку принимать правильные решения в самых разнообразных ситуациях. [5] Даже в английском языке современное значение слова «интеллект» (intelligence) возникает на удивление поздно. Его предшественники, например, «понимание» (understanding), по-видимому, имели более широкий смысл. [6] Есть, разумеется, некоторая неопределённость в том, насколько приписываемые Конфуцию и Сократу высказывания отражали их настоящие мнения. Я использую эти имена так, как мы используем имя «Гомер», чтобы обозначить гипотетических людей, которые говорили те вещи, которые им приписываются. [7] Analects VII:36, Fung trans. Некоторые переводчики используют слово «спокоен» вместо «счастлив». Одна из проблем заключается в том, что современные англоговорящие понимают слово «счастье» не так, как многие другие общества. Каждый язык, вероятно, имеет слово, обозначающее «чувство того, что дела идут хорошо», но в различных культурах принято по разному реагировать, когда «дела идут хорошо». Мы реагируем как дети, с улыбками и смехом. Но в обществах, где люди более замкнуты, или в обществах, где жизнь сложнее, реакцией на счастье может быть тихая удовлетворённость. [8] Это мог быть Эндрю Уайлс, но я не уверен. Если кто-нибудь вспомнит то интервью, я буду рад услышать от вас. [9] Конфуций с гордостью утверждает, что он никогда ничего не изобретал — что он просто передал потомкам точное описание древних традиций [Суждения и беседы, VII:1]. Нам сейчас трудно оценить, насколько важной обязанностью в дописьменных обществах было запомнить и передать следующему поколению совокупность знаний группы. Кажется, даже во времена Конфуция это по-прежнему было первой обязанностью учёного. [10] Уклон в сторону мудрости в древней философии мог быть усилен тем фактом, что как в Греции, так и в Китае многие древние философы (включая Конфуция и Платона) считали себя учителями администраторов и, таким образом, непропорционально много думали об этих материях. Те же немногие люди, которые изобретали вещи, такие как авторы историй, должны имели иную точку зрения, которая игнорировалась. Я благодарен Тревору Блэквеллу, Саре Харлин, Джессике Ливингстон и Роберту Моррису за чтение черновых вариантов.

Стоит ли быть мудрым?

Recent Posts from This Journal

У Киева заканчиваются рекруты

Странное английское право, британские страховщики не хотят платить и санкции против цветных металлов

«Падение Империи», сколько американцев сжульничают на выборах и демократия против свободы

Error

Recent Posts from This Journal

У Киева заканчиваются рекруты

Странное английское право, британские страховщики не хотят платить и санкции против цветных металлов

«Падение Империи», сколько американцев сжульничают на выборах и демократия против свободы