Полюбившаяся радиослушателям рубрика — этнографические зарисовки Бени Лазермана о жизни простого парня в брежневские времена, в золотой век СССР. Мои личные воспоминания о советских школах существенно светлее, так как учился я, во-первых, в Ленинграде, а во-вторых, в знаменитой «Тридцатке», одной из лучших школ города.
Итак, цитирую из комментариев господина Лазермана к посту про ведро с крабами (ссылка):
Я родился и вырос в условиях рабочей окраины. Это была не просто окраина — это была эпическая окраина. «Сектор газа». Да, тот самый, легендарный.
Сразу по теме: Юрец был на 3 года старше, жил в другом районе – ВАИ (Ваях, по-местному), учился в другой школе, были мы знакомы сугубо шапочно, совсем по другой теме.
И вообще, района «Сектор Газа» в Воронеже не существует. Это чисто придумка Хоя. Под этой территорией понимается вся юго-восточная часть Воронежа, подразделяющаяся на несколько конкретных микрорайонов, из которых самые большие и влиятельные — известный по творчеству группы [Юры Хоя] микрорайон ВАИ и вечный соперник этого микрорайона, микрорайон Машмет. Именно поэтому Машмет в творчестве Сектора не упоминается. Вот я и жил на Машмете, о нравах которого собираюсь поведать.
Касательно этнографии. Застройка хрущёвская/ашмаринская/частный сектор. Подавляющее большинство населения – работяги заводов Рудгормаш и Шинного.
Приблизительно в каждой второй семье был сиделец — отец, старший брат или оба сразу, поэтому блатные понятия в таких семьях внедрялись с младых ногтей. Люди эти работали чаще всего на самых неквалифицированных работах, потому достаток таких семей был на грани нищеты. Детям, особенно мальчикам, сразу прививалась мысль, что вот эта вот вся учёба, официальная идеология, моральный кодекс строителя коммунизма — всё это [па-де-де] на талой воде, из вот этого, самого нижнего, придонного слоя жизни им всё равно никогда не вынырнуть, и ничто в этой жизни, кроме силы, железной воли и следования блатным понятиям выжить в этом страшном мире не поможет. Учитывая, что таких персонажей в каждом классе было 30-50%, понятно, что понятия эти насаждались и тем, в чьих семьях они никогда не практиковались.
Учиться хорошо считалось [постыдным]. Плохо учиться считалось просто некомильфо — предки будут пилить, поэтому самыми авторитетными и уважаемыми людьми были троечники. Учебная атмосфера в классе полностью зависела от силы и воли учителей, некоторые из которых не уступали ученикам и вполне могли сделать карьеру дрессировщиков крупных хищников.
Классная руководительница, начиная с 6-го класса, неустанно повторяла на родительских и классных собраниях, что с похмелья учащимся в школу приходить нехорошо, а уж пьяным – и вовсе недопустимо, но и учащиеся, и родители, не приходя в сознание, оставались глухи к её мольбам.
Впрочем, пьянство и половая распущенность и среди учителей имели место, пусть и не поголовно. Бухали в основном учителя-мужики, конечно.
Рукоприкладство среди учителей тоже было нормой жизни, при этом обычно лупили учеников обоего пола, разумеется, физрук и трудовик (первый – скакалками и разогнутым пластмассовым хула-хупом, второй – кулаками и киянкой); трудовик иногда применял весьма изобретательные воспитательные меры, к примеру: зажать руки учащегося в двое тисков, на шею на верёвке повесить ведро с несколькими килограммами железяк и так оставить на часок для пущего осознания вины. Дамы-учителя тоже вполне могли в избытке чувств схватить особо тупого индивидуума за волосы и потыкать мордой в доску или [стукнуть] указкой/угольником, что под руку попало, и никого эти факты не шокировали – я не представляю, какой визг это вызвало бы в интернете сегодня.
При этом родители обычно всё-таки признавали право школы на воспитательный процесс и в этом вопросе становились на сторону учителей, так что жаловаться на побои было [неприлично]: раз получил, значит, заслужил.
Учителям, впрочем, тоже иногда доставалось: так, регулярно был избиваем малорослый и хлипкий, но борзый и дерзкий на язык физик.
Английского я до сих пор не розумiю, так как англичанка большую часть учебного времени проводила не в классе, а в коридоре с постоянно обновляющимися жгучими брюнетами с соседнего рынка – ей было явно не до педагогического процесса.
При слове «институт» учителя обычно покрывались трупными пятнами и начинали сипло вопить:
— Какая [школьница] сказала «институт»?! Направо – 13-й чушок, налево – 4-й; вот ваши университеты, [адаптанты]!
Чушок – на местной фене ПТУ. По большому счёту, учителя были правы.
Об уровне и качестве воспитательно-образовательного процесса говорит, к примеру, тот факт, что я и мои сверстники до 4-го класса были твёрдо уверены, что «еврей» — это ещё одно матерное слово, а «жид» — общеизвестная птица семейства воробьиных. Поэтому чтение в 4-м классе вслух «Тараса Бульбы», где оные слова встречаются в изобилии, поначалу вызывало оторопь, а потом — радостный смех. Вот такой рутинный бытовой антисемитизм.
Кстати, мой ник никоим образом не говорит о моей национальности — он говорит о роде деятельности. ФИО и происхождение у меня вполне славянские, иначе в той школе я бы просто не выжил.
Да о каком социалистическом мировоззрении можно говорить, если пионерский галстук носить считалось мелким, но тоже [позором] — иначе, как «ошейником», его не называли — а к губам гипсового бюста Ленина в коридоре регулярно подрисовывался фломастером [кукумбер]. И это не в перестройку, это в конце 1970-х – начале 1980-х, при Брежневе-Андропове-Черненко. Кстати, Брежневу на его траурной фотографии в первый же день выкололи глаза.
Бухать начинали, как правило, с наступлением пубертации — лет с 12, стартовали портвешком, плодово-выгодным и прочей бормотухой. Впрочем, некоторым отцы/старшие братья наливали «красненького для аппетиту» прямо с самых нежных лет за семейным обедом/ужином.
Основная профессиональная карьера: школа-ПТУ-армия и/или зона-завод (далее зона-завод может несколько раз чередоваться). При этом сразу после школы, по всем пацанским распоняткам, престижно было подсесть по мелкому, чтоб не ходить в армию (служить по понятиям – [позорно]).
Преступность в нашей школе не была чем-то из ряда вон выходящим. Основные виды правонарушений: телесные повреждения разной степени тяжести, мелкие кражи, изнасилования, редко – убийства; всё – в состоянии алкогольного опьянения.
Бывали и более экзотические статьи, например, 121 [два абзаца вычеркнуты цензурой — прим. О.М.].
Межрайонные битвы к моменту моего взросления отошли в прошлое, остались в легендах. Последнее масштабное кровавое дерби ВАИ-Машмет состоялось в середине 1970-х. Тогда по итогам нескольких человек с обеих сторон убили, нескольких – посадили, на том противостояние перешло в режим холодной войны.
Основной вид досуга взрослых граждан – алкоголизм; летом – на свежем воздухе, практически повсеместно, предпочтительно – за столиками в детских садах и дворах или в посадках вдоль железной дороги; второстепенные виды досуга – настольные игры (домино, карты) у старшего поколения, мордобой и распутство – у подрастающего.
Основными внешкольными видами досуга до пубертации были мародёрство по садам и частному сектору, глумление над мелкими животными (кошки, голуби), пиротехнические забавы; с началом пубертации – пьянство, [девушки]; из прикладных ремёсел – слесарка: изготовление ножей и примитивных пистолетов («пОджигов»), реже – электроника с главным мотивом: сделать цветомузыку и под неё [очаровывать] одноклассниц, самогоноварение, пиротехника.
Когда однажды трудовик, изготавливая какую-то затычку, сказал у нас в классе «Подайте нож», имея в виду собственный сапожный нож, оставленный на верстаке, ему немедленно протянули три бабочки и одну выкидуху.
Ещё шатались по территориям заводов, жд-путей и станций, катались на маневровых составах («кукушка» на местной фене).
В футбол-волейбол играли, случалось, но почти исключительно на уроках физкультуры.
По окончании школы подавляющее большинство пошло проторенными дорогами отцов (см. выше); некоторые сели, некоторые погибли, один из моих одноклассников из семьи потомственных почётных алкоголиков умер в 25 лет от цирроза печени, а из параллели, окончившей в 1982 году 8-й класс, в ближайшие 2 года после окончания только 1 выпускник мужского пола не сел. Выжившие пока что мирно трудятся по тому же распорядку дня.
Кстати, немного блатной романтики [вычеркнуто цензурой — прим. О.М.]
Что же до моей скромной персоны, то в нашей семье понятий не было, и я своё будущее видел не персонажем романа «Москва-Петушки» и уж никак не фильма «Калина красная». Надо было выкручиваться: и знания приобретать, и белой вороной не быть. Если бы я остался в той школе, в которой учился с 1 по 8 класс, вряд ли бы я сумел выбраться из этого самого ведра с крабами. Родители мои, посещая родительские собрания, то ли не видели того, что происходит, то ли делали вид, что не видят, то ли терпели ситуацию из-за того, что школа буквально находилась во дворе дома. Тем не менее, когда после 8 класса нам удалось разменять квартиру, из этой школы меня немедленно перевели в другую.
Новая школа отличалась от прежней радикально, она входила на тот момент в негласную тройку лучших школ города, и шок от смены места обучения меня накрыл неиллюзорный (видео).
Это была школа элиты района – детей директоров, учителей, завмагов и прочих влиятельных людей. Там я узнал, что учиться хорошо не только можно, но и нужно; более того – узнал, что учиться ещё и интересно. Дополнительные занятия, факультативы, кружки, школа юного физика/химика/математика на базе университета. На таком фоне я ощутил всё убожество того запаса знаний, что приобрёл на предыдущем месте обучения. Весь 9-й класс я сокращал это отставание, а весь 10-й, вознамерившись поступать в престижный вуз, вообще пахал в 3 смены: 1 смена – школа, 2 смена – репетитор на другом конце города, 3 смена – домашнее задание, и школьное, и от репетитора. Вся романтика нежных чувств была отложена до вступления в студенческое братство – у меня просто не было времени этим заниматься, надо было всеми силами вырываться из ведра с крабами.
Криминала и в новой школе хватало, но это был криминал уже совсем другого рода – фарцовка. Впрочем, это уже совсем другая история…