Мы живём во власти вражеских мифов про наше прошлое. К примеру, мне регулярно пишут, будто Николай II напал в 1914 году на Германию. Не интересующиеся историей люди убеждены, будто Николай II всю кашу и заварил: застрелил из револьвера эрцгерцога Фердинанда, двинул русские войска через границу, и понеслось.
Носители левых идей используют более продвинутую конструкцию — они повторяют немецкую пропаганду, согласно которой Николай II «ввязался» в войну. Примерно так: шёл по улице прохожий в норковой шапке, за углом мирно курила компания гопников. Прохожий мог бы спокойно пройти мимо, но он зачем-то «ввязался» в драку с гопниками — такой вот, понимаете, дерзкий задира.
Минимально адекватный слушатель понимает, что это нелепица: что прохожий не «ввязывался» в драку с гопниками, а подвергся нападению гопников, которым захотелось отобрать у него шапку. Однако в милиции гопники будут использовать слово «ввязался», как более для них выгодное.
То же самое мы наблюдаем и при обсуждении 1914 года. Как и в 1941 году, ничего двусмысленного в 1914 году не было — немцы напали на Россию, Россия была вынуждена обороняться. Некоторые говорят, что, дескать, Николай II «спровоцировал» немцев мобилизацией, которая якобы приравнивалась век назад к прямому нападению, но нет, даже мобилизацию мы запустили вторыми. Хронология событий была такой:
— 25 июля 1914 года Австро-Венгрия, союзница Германии, начинает мобилизацию;
— 31 июля 1914 года Россия также начинает мобилизацию;
— 1 августа 1914 года Германия объявляет России войну.
Как видите, отличие 1914 года от 1941 только в том, что кайзер Вильгельм не смог реализовать любезный ему план генерала Шлиффена: разбить одним ударом Францию, потом перебросить войска на восточный фронт и разбить вторым ударом Россию.
Итак, в 1914 году Россия не объявляла Германии войну, и Россия даже не начинала мобилизацию до того, как мобилизацию начала Австро-Венгрия. Мы вообще не хотели воевать: никто не скакал на площадях с кричалкой «тевтонов на корм питонов», никто не закрывал немецкие рестораны и не запрещал немецкий язык. Однако с точки зрения немецкой пропаганды, разумеется, удобнее было сделать причиной войны что угодно, но только не злую волю немецкого монарха. Для этого немцы использовали иезуитский термин «ввязался». Понимаете, товарищи, это не Германия напала на Россию, нет-нет, всё было совсем не так. Это Николай II ввязался в совершенно не нужную своему угнетённому народу войну.
Теперь про этот самый угнетённый народ. При обсуждении эпохи Николая II обладатели лучшего в мире советского образования на полном серьёзе пишут:
— что «до 1917 года 75% населения были рабами»,
— что «если бы не дедушка Ленин, ходили бы мы сейчас в лаптях»,
— что «до революции тебя, холопа, пороли бы на конюшне»,
— что большевики «ликвидировали социальное неравенство»,
— что коммунисты «обучили безграмотную страну»,
— и, наконец, что «Российская Империя отставала от Германии безнадёжно».
Как говорили в те годы, «социалисты повторяют зады немецкой пропаганды». Во время Первой мировой тезисы про «чумазых русских варваров» продвигали профессиональные немецкие агитаторы — согласно их построениям, многонациональному народу империи под властью Романовых и под пятой великорусского шовинизма жилось так плохо, что легионы немцев следовало встречать как освободителей, хлебом-солью. Русскоязычные социалисты — называть их русскими было бы неверно — приняли немецкие лозунги на вооружение. Немцы были ситуативными союзниками революционеров, так как революционеры хотели добиться поражения России, «превратить империалистическую войну в войну гражданскую», и захватить таким образом власть.
В реальной жизни Российская Империя была перед революцией одной самых передовых стран. Где-то мы были сильнее, где-то слабее, а где-то занимали первое-второе место в мире — по числу выпускников технических вузов, например. В среднем мы крепко держались в первой пятёрке великих держав, имея при этом значительно более высокие, чем у конкурентов, темпы роста. Россию Николая II можно грубо сравнить с Китаем начала 2000-х годов: экономической Годзиллой Китай тогда ещё не стал, а его население жило ещё довольно бедно, однако все уже понимали, что если Китай не остановить, то через пару десятилетий конкурировать с ним на равных не сможет никто…
Почему же столь многие до сих пор, в 2025 году, верят в «тёмную отсталую Россию» и повторяют плесневелую немецкую пропаганду с таким энергичным азартом, с каким даже сами немцы никогда её распространяли?
Процитирую наблюдение Виктора Мараховского, отчасти разъясняющее этот феномен. Оно относится к мрачной классической литературе, которую проходят в наших школах (ссылка):
…русская жизнь не была тоталитарно-дисциплинарной ни в одном, кажется, из своих аспектов. «Суровое православие» на момент расцвета того, что сегодня является нашей школьной классикой — то есть в 1840–1890-е годы — было уже лет полтораста само угнетено, обезглавлено, лишено настоящего влияния на жизнь империи и вообще превращено в «духовных дел департамент при Его Величества Совете министров». Пожалуй, мы можем даже сказать парадоксальным образом, что из всех религий, имевшихся в стране, именно её государственная, официальная православная религия находилась под наибольшим давлением и угнетением — именно потому, что на ней лежало тяжкое бремя официоза.
Обидный и общеизвестный факт: архиереями и митрополитами — включая святых, проповедников и постников — командовал некто в должности обер-прокурора. И этот некто бывал то атеист, то ворюга, то реформатор (или даже буквально реформат, то есть предлагал, например, отменить посты), то [гоминид], то франкмасон, то сектант, то (в XIX веке личности были масштабными) совмещал это всё.
Второй, менее общеизвестный факт: количество разнообразных сект и их членов в России в те же самые времена зашкаливало…
Третий, совсем малоизвестный факт: ещё Екатерина Великая разнесла кувалдой монастырскую систему страны, упразднив и придушив от двух третей до трёх четвертей монастырей, отобрав в казну монастырские земли и разогнав значительную часть монашествующих. В итоге в 1840 году, когда монашество уже считалось «возрождающимся», монахов было в стране всего тысяч семь обоего пола. Для сравнения, в наших бездуховных 2020-х монахов в стране около 16 тысяч.
Четвёртый, тоже забавный факт: Россия славилась на Западе не столько своим деспотизмом (эту тему качали в основном осевшие в Лондоне и Берлине эмигранты-иноагенты), сколько своим потрясающим развратом и вольностью культуры… русская классика читалась в Европе и Америке позапрошлого века как «шок-контент»…
Что касается варварства и отсталости — то уместно вспомнить опять-таки общеизвестное: в России рабство отменили раньше, чем в США, и обошлось без войны, уничтожившей миллион с лишним жителей (или около 5% вообще всего населения).
…Суммируем: в России, конечно, были свои нюансы — но наша ув. страна не была ни страной религиозного фундаментализма, ни страной пруссаческого административно-командного этатизма, ни страной сколько-нибудь строгих нравов. Никаким особым зверством режим царей не отличался — не в том смысле, что они вообще не зверствовали, а в том, что зверствовали на общеевропейском уровне.
Единственный из упрёков, который действительно можно счесть заслуженным — это, пожалуй, упрёк в не слишком высокой интенсивности социальной и деловой жизни (согласно переписи 1897 года, 77% населения были крестьянами, лишь примерно 11% мещанами и лишь 2% — дворянами, «почётными гражданами» и лицами духовного звания. Купцов даже накануне революции, пишут, было всего 600 тысяч в 180-миллионной стране, а в середине XIX века вдвое или втрое меньше. Это вместе с третьей, вообще не сильно богатой купеческой гильдией, для вхождения в которую требовался капитал в размере примерно в 10 миллионов современных рублей).
Но это всё равно не так уж мало.
Поэтому я бы предложил следующее объяснение причин, по которой наша классика — такая, какая есть.
А: государственное многовековое репрессирование собственной же церкви — то есть главного культурного института, из которого во множестве других стран обычно выходили писатели (либо их учили какие-нибудь монастыри и иезуиты, либо они сами были священниками/пасторами).
Б: благодаря этим векам репрессий функцию писательства, а заодно и священства, по факту взяли на себя т. н. интеллигенты — класс, название которого его автор (Боборыкин, кстати) позаимствовал в немецком, но видоизменил значение. Согласно Боборыкину, это был класс не столько людей, «занимающихся интеллектуальным трудом», сколько людей «высокой этической культуры».
В: поскольку интеллигенцию у нас по сути мастерили не собственные духовные авторитеты, а светские иностранные — воспитанные ими мессианствующие ботаны обыкновенно были бунтарями и антироссийскими скептиками (членами масонских, атеистических, социалистических и прочих революционных объединений). И да, включая самых высокопоставленных. Во второй половине XIX века их ряды пополнились также выходцами из семей сектантских и протестантских, что любви писательского сословия к России не прибавило.
Г: потом они победили, как известно, и саму монархию. Это сказалось на подборе той литературы, что была допущена в школьную программу. Положительные купцы из русских книг исчезли как класс, положительные заводчики, помещики, чиновники и генералы — исчезли почти. А их и так, см. выше, было мало. Весёлые и оптимистические сюжеты истреблялись (не могло быть ничего хорошего в дореволюционной России). В итоге наша прекрасная классика, и без того обсуждавшая по преимуществу одну чернуху, была дополнительно зачищена для школьников от чего-либо позитивного.
В самом деле, где в нашей школьной программе книга, которая объективно показывала бы реальную Россию 1900-х годов?
К примеру, маршал Жуков пишет, что его дядя, простой крестьянин, пришёл в скорняжную мастерскую учеником, выучился на мастера, открыл собственную мастерскую и заработал примерно 70 млн рублей на наши деньги. Почему бы не рассказать школьникам вот об этой стороне дореволюционной жизни — о том, что Российская Империя от Александра II до Николая II была братом-близнецом Соединённых Штатов, то есть страной возможностей, где каждый деятельный человек, готовый приносить пользу обществу, мог начать с абсолютного нуля и преуспеть собственным трудом?
PS. Кстати, на фотографии — экскаватор «Путиловец». Такие экскаваторы выпускались в России с 1903 года, их производительность составляла до 240 кубометров в час, что неплохо даже по нынешним временам. В 1917 году производство экскаваторов встало, строители вернулись к лопатам с кирками. Возобновить выпуск «путиловцев» коммунисты смогли только в 1931 году — уже под маркой «Ковровец».