1. Большевики были за мировую революцию. Патриотами России они быть никак не могли, так как единая Россия была для них идеологическим врагом — реакционным государством. «Тюрьмой народов», как выражался Ильич. Во время Гражданской войны лозунгом Белого движения было «Россия единая, великая и неделимая». Красные, соответственно, воевали за три противоположных идеи: интернационал, самоопределение наций и мировую революцию. Кстати, значительная доля ненависти в адрес Единой России со стороны тайных или уже открытых иноагентов вызвана словом «единый». Являющаяся единой Россия для наших политических оппонентов нестерпима, как яркий солнечный свет для упырей.
Сталин был одним из ключевых участников организации Ленина, при этом по идеологическим вопросам у них с Лениным существенных разногласий не было. Мало того, именно Сталин считался у большевиков главным по национальному вопросу — особенно после статьи «Марксизм и национальный вопрос», которую Сталин написал в Австрии в 1913 году. В той статье Сталин выступал за право регионов на отделение. Ленин, разумеется, тоже считал право на «отдельное государственное существование» незыблемым.
Несмотря на это, у современных нам неокоммунистов есть два устойчивых мифа. Согласно первому мифу, Россию развалили «февралисты», к которым большевики не имели никакого отношения, а потом, в октябре, Ленин вынужден был «подобрать» никому не нужную власть и начать собирать страну. Согласно второму мифу, революцию делали «евреи-марксисты» во главе с Ильичом, а Сталин — настоящий патриот России — пытался им противостоять, по мере сил укрепляя Российское государство.
Документы, однако, показывают, что как Ленин, так и Сталин были последовательно против единой России на всём протяжении своего правления. Возьмём, к примеру, Финляндию, которой Ленин подарил незаслуженную финнами независимость почти сразу после захвата власти. Сталин поддерживал отделение Финляндии сразу ещё за до полгода до того, весной 1917. Цитирую (ссылка):
Из выступления Сталина на VII (апрельской) конференции РСДРП (большевиков) 29 апреля 1917 года:
"Одно из двух: либо мы отрицаем за нациями право на отделение, и это надо сказать прямо, либо мы не отрицаем этого права. Сейчас имеется движение в Финляндии, направленное в сторону обеспечения национальной свободы, имеется также борьба с ним Временного правительства. Возникает вопрос, кого поддерживать. Либо мы за политику Временного правительства, за насильственное удержание Финляндии и доведение ее прав до минимума, и тогда мы аннексионисты, ибо мы льем воду на мельницу Временного правительства, либо мы за независимость Финляндии. Тут нужно определенно высказаться за одно или за другое, ограничиваться только констатированием прав невозможно.
…Мы говорим: социал-демократия, поскольку она держит курс на социалистическую революцию, должна поддерживать революционное движение народов…". <…>
Либо мы считаем, что нам необходимо создать тыл для авангарда социалистической революции в лице народов, поднимающихся против национального угнетения, – и тогда мы прокладываем мост между Западом и Востоком, – и тогда мы действительно держим курс на мировую социалистическую революцию; либо мы этого не делаем, – и тогда мы оказываемся изолированными, тогда мы отказываемся от тактики использования в целях уничтожения империализма всяких революционных движений в недрах угнетенных национальностей.
Мы должны поддерживать всякое движение, направленное против империализма. Что скажут нам в противном случае финляндские рабочие? Пятаков и Дзержинский говорят нам, что всякое национальное движение есть движение реакционное. Это неверно, товарищи".
2. Считается, что широкомасштабная Гражданская война в России началась с мятежа Чехословацкого корпуса, застрявшего после революции в России и желавшего уехать на Западный фронт ПМВ, но по дороге поднявшего восстание, сместившего власть большевиков во многих городах и создавшего условия для формирования на обширной территории антибольшевистских правительств. Это, конечно, ошибка. Трезвая оценка событий требует признать, что начало Гражданской войне положили большевики, разогнав в октябре Учредительное собрание и захватив власть. Новая власть большевиков была, во-первых, незаконна, так как разгон Учредительного собрания прервал цепь легитимности, а во-вторых, противна русскому народу, так как большевики начали правление с «похабного» Брестского мира, массовых расправ и грабежей, а также с отбора зерна у крестьян.
Возвращавшиеся домой чехословаки действительно приняли участие в Гражданской войне. Однако всё же напали на чехословаков большевики — хотя никакой необходимости для этого не было, большевикам никто не мешал просто выпустить чехословаков из страны.
В комментариях указали на письмо Сталина представителям Чехословацкого корпуса, в котором Сталин разрешал чехословакам сесть на эшелоны и выдвинуться к Владивостоку, чтобы эвакуироваться оттуда из России (к Владивостоку, поскольку путь на запад был перекрыт). Большевики потребовали взамен на проход «устранения контр-революционнаго команднаго состава» чехословаков и их лояльности, пока те перемещаются по России (ссылка).
«Устранять» своих командиров чехи отказались, но лояльность сохранили, и на прочие условия согласились.
Далее, однако, произошли события, которые сложно истолковать иначе, чем выполнение Лениным требований немцев. Цитирую (ссылка):
Тем временем советскому правительству стало известно о секретных переговорах союзников о японской интервенции в Сибири и на Дальнем Востоке. 28 марта, в надежде помешать этому, Лев Троцкий дал согласие Локкарту на общесоюзный десант во Владивостоке. Однако 5 апреля японский адмирал Като без предупреждения союзников высадил во Владивостоке небольшой отряд морской пехоты «для защиты жизни и собственности японских граждан». Советское правительство, подозревая Антанту в двойной игре, потребовало начать новые переговоры о перемене направления эвакуации чехословаков с Владивостока на Архангельск и Мурманск.
Германский генштаб, со своей стороны, также опасался скорого появления на Западном фронте 40-тысячного корпуса, в то время когда у Франции уже иссякали последние людские резервы и на фронт спешно стали отправлять так называемые колониальные войска. Под давлением посла Германии в России графа Мирбаха 21 апреля нарком иностранных дел Г. В. Чичерин направил телеграмму Красноярскому совету о приостановлении дальнейшего передвижения чехословацких эшелонов на восток. <…>
Легионеры восприняли это распоряжение как намерение советского правительства выдать их Германии и Австро-Венгрии как бывших военнопленных. В атмосфере взаимного недоверия и подозрительности инциденты были неизбежны. Один из них произошёл 14 мая на станции Челябинск, где остановился эшелон с военнопленными венграми и немцами. Чехословаки, увидев плохие условия, в которых содержались пленные, поделились с ними частью своего продовольствия и табака. Когда же состав тронулся, кто-то из пленных бросил в чехов чугунную ножку от печки, в результате чего один из чешских солдат был тяжело ранен и потерял сознание. В ответ легионеры остановили поезд и подвергли самосуду виновника. Остальные пленные потом вспоминали, что убитый ещё перед отправлением со станции объявил, что должен убить хотя бы одного чеха до отъезда. По следам этого инцидента советские власти Челябинска на следующий день арестовали десять легионеров. Однако их товарищи 17 мая силой освободили арестованных, разоружили местный отряд Красной гвардии и разгромили оружейный арсенал, захватив 2800 винтовок и артиллерийскую батарею. <…>
В такой атмосфере крайнего возбуждения в Челябинске собрался съезд чехословацких военных делегатов (16—20 мая), на котором для координации действий разрозненных группировок корпуса был образован Временный исполнительный комитет съезда чехословацкого войска из трёх начальников эшелонов (поручик Чечек, капитан Гайда, полковник Войцеховский) под председательством члена ЧCНС Павлу. Съезд решительно стал на позицию разрыва с большевиками и постановил прекратить сдачу оружия (к этому моменту оружие ещё не было сдано тремя арьергардными полками в районе Пензы) и двигаться «собственным порядком» на Владивосток.
21 мая в Москве были арестованы Макса и Чермак — представители ЧСНС — и было отдано распоряжение о полном разоружении и расформировании чехословацких эшелонов. 23 мая заведующий оперативным отделом Народного комиссариата по военным делам Аралов телеграфировал в Пензу: «…Предлагаю немедленно принять срочные меры к задержке, разоружению и расформированию всех эшелонов и частей чехословацкого корпуса как остатка старой регулярной армии. Из личного состава корпуса формируйте красноармейские и рабочие артели…» Арестованные в Москве представители ЧСНС приняли требования Троцкого и отдали от лица Масарика приказ о сдаче чехословаками всего оружия, объявив инцидент в Челябинске ошибкой и потребовав немедленного прекращения всякого рода выступлений, которые препятствуют выполнению «национального дела». Легионеры, однако, подчинялись уже лишь своему «Временному исполнительному комитету», избранному съездом. Этот чрезвычайный орган разослал во все эшелоны и части корпуса приказ: «Оружия нигде советам не сдавать, самим столкновений не вызывать, но в случае нападения защищаться, продвижение на восток продолжать собственным порядком».
25 мая последовала телеграмма наркомвоенмора Троцкого «всем совдепам по линии от Пензы до Омска», которая не оставляла никаких сомнений в решительных намерениях советских властей. <…>
25—27 мая в нескольких пунктах нахождения чехословацких эшелонов (станции Марьяновка, Иркутск, Златоуст) произошли стычки с красногвардейцами, пытавшимися разоружить легионеров.
27 мая подразделение полковника Войцеховского взяло Челябинск. Чехословаки, разгромив брошенные против них силы Красной гвардии, заняли также города по Транссибу Петропавловск и Курган, свергнув в них власть большевиков и открыли себе дорогу на Омск. Другие части вошли в Новониколаевск, Мариинск, Нижнеудинск и Канск (29 мая). В начале июня 1918 года чехословаки вошли в Томск.
29 мая подразделение Чечека, после кровопролитного боя, длившегося почти сутки, овладело Пензой.
4—5 июня 1918 года неподалёку от Самары легионеры разбили советские части и обеспечили себе возможность переправы через Волгу. 4 июня Антанта объявила Чехословацкий корпус частью своих вооружённых сил и заявила, что будет рассматривать его разоружение как недружественный акт в отношении союзников. Положение усугубилось давлением Германии, не прекращавшей требовать от Советского правительства разоружения чехословаков. В захваченной легионерами Самаре 8 июня было организовано первое антибольшевистское правительство — Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), а 30 июня в Омске — Временное Сибирское правительство. Это положило начало формированию региональных антибольшевистских правительств по всей территории России.
Вероятно, если бы большевики просто дали чехословакам уехать, последующих событий можно было бы избежать. Но, как указано выше, «Германский генштаб опасался скорого появления на Западном фронте 40-тысячного корпуса». Нападение большевиков на чехословаков стало для немцев отличной новостью.
3. Историк Александр Дюков пишет про террор, устроенный большевиками против русских крестьян в Средней Азии во имя «деколонизации» (ссылка):
Когда мы говорим о русских крестьянах Семиречья, ставших жертвами резни 1916 г., а потом облыжно названных советскими историками "кулаками", мы должны понимать, что буквально через несколько лет после резни именно эти "кулаки" оказались опорой советской власти в регионе и воевали за нее с местными же казаками и "киргизами" Алаш-Орды.
Но благодарность – это такая собачья болезнь и потому после того, как большевики переманили на свою сторону Алаш-Орду, в Туркестан был командирован ленинская кровавая собака Сафаров, который развернул в Семиречье настоящий террор против поддерживавших советскую власть русских крестьян-"колонизаторов".
Людей выбрасывая из домов – голыми и босыми – и высылали в Россию. Согнанные с земель крестьяне писали: "Нас, 24 семьи, обрекают на голодную смерть. Да не только нас, а и семьи наших детей, которые служат в Красной Армии. А за что? Что мы сделали, темные хлеборобы, копавшие вечно в земле?"
Освободившиеся земли в рамках "деколонизации" отдавались "киргизам". "Колонизаторов" Сафаров усматривал и в русских представителях советского аппарата.
Устроенный Сафаровым "деколониальный" террор привел к экономическому разорению региона и голоду, он ужасал всех столкнувшихся с ним. Про художества Сафарова в Москву последовательно писали А.А. Иоффе, Я.Х. Петерс, Я.Э. Рудзутак, М.П. Томский. Наркомнац Сталин писал: "Два года сафаровской политики показали, что Сафаров не может вести ни систематической, ни осмотрительной, ни разумной политики, – он, обычно, утрирует некоторые истины нашей национальной политики, грубо перегибает палку и выскакивает за рамки всякой разумности".
Но у Сафарова был защитник – Ленин. "Сафаров прав", – писал Ленин. Он выгородил Сафарова и даже навязал его Сталину в содокладчики по национальному вопросу на X съезде РКП(б). Комментируя сафаровское дело, Ленин одобрял "деколониальный" террор против русских крестьян Семиречья – во имя мировой революции: "Для всей нашей Weltpolitik дьявольски важно завоевать доверие туземцев; трижды и четырежды завоевать; доказать, что мы не империалисты, что мы уклона в эту сторону не потерпим. Это мировой вопрос, без преувеличения мировой. Тут надо быть архистрогим. Это скажется на Индии, на Востоке".