1. Политика коммунистов называется «стратоцид» – истребление и угнетение людей по признаку их принадлежности к определённому слою общества (страте) или, согласно левой терминологии, классу. Собственно, большевики прямо говорили, что ведут классовую борьбу, направленную на уничтожение и подавление «враждебных классов».
Стратоциду в результате этой классовой борьбы были подвергнуты российское дворянство, купечество, священство, отчасти казачество – представители этих слоёв были либо убиты в ходе Революции и Гражданской войны, либо репрессированы впоследствии, либо эмигрировали, либо вынуждены были жить скрывая своё происхождение, а если оно было известно, то пребывать в статусе «лишенцев» (то есть лишения части гражданских прав). Некоторым приходилось публично осуждать свою родную социальную группу и всячески сотрудничать с советской властью, что, разумеется, не слишком-то надёжно их защищало от репрессий.
К середине 1920-х годов большевики по большей части уничтожили состоятельные слои общества дореволюционной России – либо физически, либо в экономическом и социальном смысле. Имущество этих слоёв было разграблено и поделено представителями новой советской власти. Следующими жертвами классовой борьбы стали крестьяне — «последний капиталистический класс», как называл крестьян Ильич. Чтобы узаконить стратоцид крестьян, советская пропаганда называла крестьян «кулаками», то есть сельскими ростовщиками. В реальности кулаки и до 1917 года были уже вымирающим видом, а при советской власти их и вовсе-то не осталось.
К сожалению, в современной России распространять советскую ложь про крестьян не запрещено законом. Огромная доля населения России — потомки раскулаченных. Слышать клевету в адрес прадедов неприятно, так что каждый неосталинист, оправдывающий раскулачивание, не только искажает историю, но и невольно работает на наших врагов, разжигая внутри России рознь.
Вот хороший разбор советского мифа о кулаках (ссылка):
Сталин делил крестьян на "дружественных", то есть нищих и бедноту, и "враждебных", то есть зажиточных крестьян. Зажиточных крестьян большевики называли "кулаками", а их разграбление и насилие над ними, они называли "раскулачиванием".
Современные необольшевики, вслед за своими предшественниками большевиками, пытаются создать впечатление, что борьба с кулаками — это не разграбление зажиточных, экономически эффективных крестьян, а якобы борьба с "сельским ростовщиками". Дело в том, что в Российской империи действительно использовался термин "кулак" в отношении сельских ростовщиков, однако этих самых кулаков-ростовщиков уже в 1870-е годы в русской деревне было исчезающе мало, так как крестьяне всё чаще занимали деньги в банках, и к сельским "микрозаймам" почти не прибегали. Короче говоря, понятие "кулаки" в понимании дореволюционной русской деревни не тождественно понятию зажиточных, богатых крестьян, так называли очень небольшой слой ростовщиков. Большевики и их современные необольшевицкие пропагандисты сознательно начали называть крепких крестьян, умеющих вести хозяйство, "кулаками", чтобы идеологически оправдать грабёж и насилие над русскими сельскими тружениками.
В действительности, зажиточные "крепкие" крестьяне в раннем РСФСР никакими ростовщиками в подавляющем большинстве случаев конечно не были (это было запрещено УК РСФСР) и никаких батраков не нанимали. Они жили хорошо просто потому, что умели работать и не ленились, имели землю, лошадей и скотину. Тем не менее большевицкая тотальная пропаганда делала своё дело. Зажиточные крестьяне стигматизировалиcь, записывались в "кулаки", а потом и вовсе репрессировались, ссылались на голые земли вместе с семьями и часто погибали. Кого-то расстреливали, кого-то просто грабили и переселяли в соседний регион. Собственно под "раскулачивание" попали не только зажиточные крестьяне, но и значительная часть крестьян-середняков, а иногда даже крестьяне-"бедняки".
Необольшевики до сих пор повторяют пропаганду времён раннего РСФСР, чтобы оправдать массовое убийство русских крестьян, пытаясь играть на эмоциях наивных людей, так как оправдать массовое убийство крестьян невозможно, а вот оправдывать массовое убийство ростовщиков гораздо проще, ибо целевой аудитории подобной пропаганды их совсем не жалко. Стоит так же помнить. что жертвами репрессий большевиков были не только мифические "кулаки"-ростовщики, но и члены их семей, которые ростовщиками тем более не были, и умирали от холода и голода просто по произволу большевиков.
Более того, то что никаких "кулаков" – ростовщиков в 1920е годы уже практически не существовало, подтверждал в газете "Известия" 22 марта 1925 года, один из важнейших деятелей советской номенклатуры, Михаил Калинин, цитирую:
"Говорить о кулаке как об общественном слое сейчас можно только в том случае, если считать, что всякий сельскохозяйственный предприниматель есть кулак, если по инерции военного коммунизма всякого исправного крестьянина считать кулаком. Кулак — это тип дореволюционной России. Кулак это жупел, это призрак старого мира. Во всяком случае, это не общественный слой, даже не группа, даже не кучка. Это вымирающие уже единицы".
Добавлю к этому нехитрое бухгалтерское соображение. Чтобы ростовщичество было выгодным, нужно иметь не меньше сотни потенциальных клиентов. Один сельский ростовщик, кулак, должен иметь возможность окучивать несколько деревень, иначе это уже не микрофинансы, а какая-то возня. При этом согласно советским источником в некоторых сёлах Тамбовщины доля кулаков доходила в 1920-е… до 50% (!). Свидетельство тому можно найти, например, в книге «Антоновщина», на страницах 23 и 24.
2. Раскулачивание в итоге приняло в СССР форму репрессий против наиболее работящих, зачастую многодетных крестьян, которые вели эффективное семейное хозяйство (ссылка):
Деструктивность большевицкой политики понимали и советские экономисты. Далее приведу цитату из воспоминаний "Вспоминая прошлое, заглядывая в будущее" академика АН СССР Николая Федоренко:
"Немного позже в деревне наступила страшная пора — раскулачивание. До сих пор помню, как оно проходило у нас в Преображенке. Это “мероприятие” проводил комитет, состоявший из головы сельрады (председателя сельсовета) и двух-трех “незаможников”, т.е. так называемых бедняков. Это, как правило, были бездельники-испольщики.
Слова “исполу” (что значит делать что-либо пополам с кем-то) и “испольщина” у нас забыты, а означали они в деревне вот что. Тот, кто не имел возможности обрабатывать землю, например многодетные вдовы или инвалиды, отдавал работящему соседу свою землю или часть ее как бы в аренду, получая взамен половину выращенного на ней урожая. Но довольно часто испольщиками становились лентяи, пропивавшие большую часть урожая, выращенного на их земле чужими руками. С точки зрения марксовой политэкономии это называется эксплуатация, но в Преображенке тогда о политэкономии не ведали, и наши пьяницы очень гордились своей принадлежностью к сельскому пролетариату.
Вначале комитет составлял список кандидатов на раскулачивание по следующим критериям: земли больше десяти десятин — кулак, есть пара лошадей и корова — кулак. Причем эти критерии прикладывались к людям механически: откуда земля, откуда скотина, как человек живет, сколько народу в семье — это не учитывалось. Так и мой дед Макар Федоренко, до революции голодовавший, попал в кулаки благодаря ленинскому Декрету о земле. Моя бабушка Марфа родила ему восемнадцать детей, из которых выжило тринадцать. Дети выросли, но дедушка не выделял их из хозяйства, потом у него появились еще снохи и внуки.
Поэтому при наделении землей по принципу “на едока” дедушкина семья, представлявшая собой “колхоз в миниатюре”, получила довольно солидный клин. Он не сдавал землю в аренду, а обрабатывал ее с детьми сам. Трудился от зари до зари, не пил и не курил. Днем отдыха у него было воскресенье, когда он шел за речку в городок Орехов, где развлекался тем, что гулял по базару, беседуя с людьми и узнавая новости, а потом стоял обедню в церкви. По возвращении домой он традиционно обедал со всей семьей, потом отсыпался, а на рассвете снова за работу. Вот такой был “мироед”.
Но вернемся к “делам” комитетов по раскулачиванию. Выгнав людей из родного дома, комитет приступал к реализации выморочного имущества. Продавалось все — от дома и других построек на разборку до последней курицы и сковородки. На таком примитивном аукционе можно было купить за бесценок дорогие вещи. К. примеру, дедов плуг, молотилка и другой инвентарь были проданы по цене пары бутылок водки. Дело не в том, что это, действительно, стоило тогда дешево, просто у крестьян не было денег. Кстати, моя мама упросила отчима сходить на это печальное торжище и купить что-нибудь на память о ее семье и родимом доме. Он сходил на “красный аукцион” и принес оттуда стенные часы, которые купил за один рубль.
Вот так по произволу в общем-то непутевых людей от семейных гнезд оставались пепелища, по которым после бегали разве что бродячие собаки.
3. Помимо инерции революционного грабежа и продолжения, по сути, гражданской войны (в форме репрессий против неугодных страт), у раскулачивания и коллективизации можно усмотреть и иные причины. Вот мнение историка Александра Дюкова (ссылка 1, ссылка 2, ссылка 3):
Объяснение жесточайшей сталинской коллективизации и индустриализации — в долговременных катастрофических последствиях революции и гражданской войны:
– в радикальной деиндустриализации;
– в уничтожении крупного товарного с/х производства;
– в обвальном снижении качества управления;
– в необходимости заново осуществить первоначальное накопление капитала – за счет ограбления крестьян, ибо других источников просто нет.
Собственно, жертвы коллективизации – те же жертвы революции, по их телам выкарабкивались из пропасти, в которую спрыгнули.
<…>
Доклад экономиста Л.Н. Литошенко "Экономические условия электрификации сельского хозяйства", сделанный в 1920 г., блестяще демонстрирует ужасающее положение, сложившееся в сельском хозяйстве по итогам революции – исчезновение крупного товарного производства, сокращение посевов, рост аграрного перенаселения, переизбыток рабочих рук, резкое сокращение используемой с/х техники. В общем, деградация по всем направлениям. И никакая электрификация на производительность сельского хозяйства не повлияет.
Вывод, к которому приходит Литошенко:
"Сплошная электрификация русского сельского хозяйства представляется поэтому несбыточной мечтой, если только не предпослать ей столь же маловероятного полного переустройства всей земельной площади государства, не совершенно не считаясь с волей и интересами миллионами людей, фактически сидящих на земле".
То, что Литошенко считал маловероятным, произошло позднее и получило название коллективизации. Для понимания причин коллективизации Литошенко читать надо обязательно.
<…>
Можно было ли провести коллективизацию без массового голода? В теории — да, конечно. Именно так и планировалось. На практике – уровень контроля и понимания Кремлем ситуации на земле был так низок, что уже начавшийся массовый голод долгое время просто не замечали. О нем не докладывали наверх, писали о продзатруднениях. Когда в Кремле осознали творящийся ужас (в осознании большую роль сыграл глава Днепропетровского обкома Хатаевич, в нарушение субординации писавший в Москву напрямик, а не через Киев), то сразу остановили хлебный экспорт и стали как-то исправлять ситуацию. Голод – результат катастрофического ухудшения качества управления про итогам революции и гражданской войны.