1. Накануне исполнилось 110 лет с начала Первой мировой войны. Телеграм-канал Историк-алкоголик разбирает старый, но очень устойчивый фрагмент немецкой пропаганды, согласно которому Россия якобы «напала» на Германию или как минимум «ввязалась» в «ненужную» нам войну (ссылка):
Взрослые, вроде, люди годами пафосно повторяют небылицы придуманные в оправдание революции и предательского Брестского мира. Сами верят и кормят этим бредом свою аудиторию.
Опять приходится писать комментарии на стыдные утверждения о Первой Мировой и участии России в этой войне.
Царь втянул Россию в ненужную войну.
Война России действительно была не нужна, и Великобритании не нужна, Франции может и нужна, но она бы с удовольствием ещё подождала. А вот Германии очень нужна.
Дело в том, что к тому моменту Тройственный союз (Германия, Австро-Венгрия, Италия) стремительно проигрывал гонку вооружений, 1914 был годом, после которого военно-морское превосходство Антанты становилось критическим. Для Германии – это был момент уровня «сейчас или никогда». Вена и Берлин последовательно эскалировали конфликт. Все очевидцы, пишущие о втягивании России в Первую Мировую утверждают, что Николай II до последнего старался предотвратить войну, прилагал к этому все возможные усилия. В конечном итоге Россия никому войны не объявляла – война была объявлена ей.
Ради сохранения страны можно было бы пожертвовать Сербией.
Нельзя. Отказ от союзнических обязательств перед Сербией мог бы разрушить Антанту, где доверие и так было весьма хрупко – слишком много было внутренних противоречий и старых обид. Сохранение Сербии вне контроля Тройственного союза перекрывало Германии возможность создания стратегической железной дороги Берлин-Багдад, которая могла бы позволить маневрировать войсками и ресурсами от Северного моря до Персидского залива. Кроме того, настроения в русском обществе были такие, что любая попытка отдать Сербию на растерзание австрийцам вызвала бы патриотическую революцию.
Нужно было сохранять нейтралитет.
Можно было бы. Проблема только в том, что тогда Францию и Россию разгромили бы поодиночке. Дело в том, что никакого особого интереса Франция, как источник новых трофеев, для Германии, тем более Австрии, уже не представляла. Франко-германские Эльзас и Лотарингия и так были в Германии, а у Австрии даже общей границы не было. Колонии тоже не представлялись немцам достойной наградой. Все самые аппетитные куски были в России: территория бывшей Речи Посполитой, населенная остзейскими немцами Прибалтика, Финляндия. Нейтралитет был невозможен в силу того, что земли Российской империи и были главным призом для немцев.
Россия заведомо проиграла войну.
Россия заведомо выигрывала эту войну, находясь в Антанте. Вывод Италии из Тройственного союза, а также действия России в Восточной Пруссии, которые заставили немцев снять критически важные резервы с подступов к Парижу, довели Австрию и Германию до войны на два фронта. То, чего ресурсодефицитные Центральные державы больше всего боялись, так как при такой конфигурации были обречены на медленную экономическую смерть. И никакие трудности на фронте не могли нанести итоговое поражение России. К примеру капитулировавшая Румыния и Сербия, вся территория которой оказалась под оккупацией, в итоге оказались среди стран-победительниц и получили огромные призы, так как вовремя примкнули к Антанте. В таких условиях русская армия могла откатываться хоть до Москвы, хоть до Волги, хоть до Камчатки, в любом случае исход войны был уже предрешен.
2. Позднюю Российскую Империю часто обвиняют в том, что она, мол, была абсолютистским государством с неограниченной властью монарха, тогда как страны Европы были республиками и конституционными монархиями. Если, однако, посмотреть на реальное положение дел, поздняя Империя была правовым государством, в котором главенствовали право и законность. Цитирую пост alex-vergin (ссылка):
Установив, что абсолютная монархия не есть диктатура, двинемся дальше. Имеется гораздо более трудный вопрос — совместим ли абсолютизм с верховенством права. Типичный либеральный ответ — отрицательный. С точки зрения стандартного либерала, абсолютизм не может не чинить произвол ("абсолютная власть развращает абсолютно", и т.д.).
Тут, однако, возникает сомнение, всех ли она развращает, всегда ли, а если да, то до какой именно степени. Ведь из истории мы знаем, — это совсем не трудно заметить, — что степень произвола, чинимого абсолютными монархами, сильно варьировала от страны к стране и от одной эпохи к другой. Чем же объяснить эти вариации? Личными особенностями монархов? Вряд ли это будет достаточным объяснением. Я люблю по разным поводам рассказывать эпизод из жизни Государственного Совета Российской Империи, относящийся к 1887 году. Профессор Федор Мартенс навлек на себя сильный гнев Александра III своим меморандумом, которым сорвал гладкое прохождение в Государственном Совете законопроекта о возможности закрытого суда над политическими преступниками (суда, уже ставшего обыкновенной вещью в современных либеральных демократиях, но для самодержавной империи бывшего все же в новинку). Узнав о "демарше Мартенса", государь стучал по столу кулаками и говорил, что никогда в жизни еще так не сердился. Однако ни малейших последствий гнев самодержца для самого Мартенса не имел — он сохранил после этого всё: жалованье, карьеру, ордена и проч. Даже с государем вскоре встречался как ни в чем не бывало. А что было бы с таким незадачливым экспертом в условиях самодержавия 16-го или даже 18-го века? При Иване Грозном его просто казнили бы без суда, при императрице Анне — отправили бы в Сибирь. Зато при "крутом" Александре III он даже не испугался как следует. Хотя форма правления была всё та же — самодержавная. Все вокруг, однако, прекрасно понимали, что времена Малюты Скуратова или Бирона давным-давно прошли и ничего подобного ни гражданам, ни даже чиновникам уже не грозит.
Следовательно, произвол был обуздан без перемены формы правления. Изменения нравов — общественных представлений о должном и допустимом — оказалось достаточно, чтобы водворилось такое чувство безопасности и уверенности в своем положении, которое не всякий парламентаризм мог бы обеспечить. В словосочетании "просвещенный абсолютизм" слово "просвещенный" оказалось гораздо важнее "абсолютизма".
У нас в либеральных кругах, однако, парламентаризм считается непременным условием для "верховенства права". Недавно один коллега, ученый юрист, заметил мне, как бы предположительно, что с правом у нас все было в порядке лишь с 1905 по 1917 год. Очевидно, он, как и многие, связывает "порядок в праве" с существованием Государственной Думы. Это очень типичное мнение. Не обсуждая сомнительные заслуги тогдашних Дум, особенно первых двух, радикально левых, от которых пришлось избавиться во имя спасения России, проведу некоторую параллель с Римом (кажется, в таком контексте ее пока никто не проводил). Всем, и не только юристам, известно, что расцвет римского права приходится именно на эпоху Империи, а говоря прямо — на эпоху римского абсолютизма. Правовыми достижениями первых двух столетий Империи юристы вдохновляются до сих пор, это бесспорно краеугольный камень всей европейской правовой традиции. Между тем, столь же бесспорно, что произвол тогда вершился легко. Даже если не доверять в полной мере Светонию (Жизнь двенадцати цезарей) и делить все им сообщаемое на десять, то и тогда фактов произвола будет предостаточно. Просто вспомним, что два крупнейших юриста классической эпохи — Папиниан и Ульпиан — были убиты по политическим мотивам безо всякого суда и следствия. Тем не менее повсеместно считается, что Рим — это цивилизация права, а эпоха Папиниана, Ульпиана, их учеников Павла и Модестина — ее зенит.
Что же касается нашей скромной России, то надо признать, что она, конечно, не Рим. Вместе с тем, никаких безумств римских цезарей за нашими просвещенными абсолютистами не водилось. В нравственном отношении они были НАМНОГО ИХ ЛУЧШЕ, уважали законы НАМНОГО БОЛЬШЕ, произвола при них было НАМНОГО МЕНЬШЕ (большая редкость, если вообще). И все равно, несмотря на это обстоятельство, говорить о расцвете права применительно к этим столь благополучным временам у нынешнего среднего российского интеллигента язык не повернется.
Напомню, что в Великобритании, например, никакой конституции нет до сих пор. Это не мешает британцам искренне верить, будто их страна – главный оплот и образец демократии на планете.
3. Ещё о доходах дореволюционных рабочих. Несколько фактов из истории города Раменское (ссылка):
В столовой Раменской прядильной фабрики пролетарий получал: щи с убоиной, кашу с топленым маслом, фунт ситного хлеба и чай, без ограничения. Сахару не полагалось. Стоило это пять копеек, для учеников фабричного училища – семишник, то есть две копейки. Причем, обед начислялся на заборную книжку (по которой можно было брать товары в заводской лавке, хлеб в заводской пекарне. В конце месяца списывали с получки.
Да, о получке. Ткач, при выполнении нормы, имел доход от 35 рублей в месяц, мастер – от 70 рублей, сменный инженер от 100 рублей, теплотехник и колорист – от 150 рублей.
При этом, пролетарий жил в заводской казарме с паровым отоплением, а инженер и техник – в казенной квартире.
Заводской поселок на выставке в Париже в 1898 получил золотую медаль как лучший заводской поселок в мире (жилой квартал, школа, училище, церковь, Народный дом с библиотекой и театром, стадион, где проходили первые в России футбольные матчи)
И, да, ученики фабричного училища получали стипендию, 12 рублей в месяц.
И почему доход, а не зарплату? А рабочие были совладельцами фабрики, получая долю с прибыли.