1. Неосталинисты полагают, что массовые репрессии при Сталине были суровым, но необходимым инструментом борьбы с коррупцией и бандитизмом. Историк-алкоголик считает, что этот тезис фактически неверен, потому что как раз к коррупции мудрый вождь относился спокойно, даже с определённым пониманием (ссылка):
Уже как-то писал о влиянии покойного Алексея Навального на современную сталинистскую мысль.
Дело в том, что так никто до сих пор и не дал вразумительного объяснения массовым репрессиям в партии.
Сначала объяснялось так, что это вроде как зачистка от внутренней оппозиции. Но сотни бывших меньшевиков, троцкистов, эсеров, дашнаков, царских офицеров и прочих не тронули, а часть верных ленинцев и старых соратников Сталина расстреляли.
Потом вроде как решили, что это зачистка от потенциальных шпионов перед войной. Но там тоже несостыковки: в живых и при должностях остались граждане с явными шпионскими биографиями, вроде того же Литвинова.
Когда лет 15 назад, во многом благодаря Навальному, тема коррупции стала одной из ключевых в российской внутриполитической повестке, в сталинистской среде родилась гениальная идея: репрессии – это была борьба с коррупцией. Вроде как юридически коррупция ещё не была должным образом оформлена в уголовном праве, поэтому всех для упрощения подтаскивали к статьям по антисоветской деятельности и измене Родине.
Но, как говорится, есть нюансы.
Например, Александр Дюков пишет про «Азербайджанское дело». В 1948 проверка министерства госконтроля СССР выявила повальное и достаточное объемное воровство на самой верхушке Азербайджанской ССР, сравнимое с более поздним "Хлопковым делом".
И чем оно кончилось?
Ничем. Первый секретарь ЦК КП Азербайджана съездил в Москву, порешал вопросик, и комиссия получила нагоняй.
Так что коррупция, как причина массовых репрессий не катит. Товарищ Сталин к ней относился спокойно.
Придумывайте новую.
Полагаю, сталинские репрессии коррупцию усугубляли. Коррупция — сложный механизм, который особенно буйно расцветает в плохо функционирующих системах. Массовые расправы провоцируют коррупцию, так как уменьшают горизонт планирования чиновников, резко понижают их мотивацию и, наконец, существенно увеличивают планку «дозволенного». Если чиновник, знает, что в любой момент его могут расстрелять, решиться на растрату, взять взятку или уйти в загул ему гораздо проще, чем в благополучной среде, в которой его жизнь надёжно распланирована на десятилетия вперёд.
Репрессии, конечно, имели прежде всего политические причины. Как отмечал ещё Аристотель, репрессии — стандартная тактика тиранов, которые избавляются таким образом от многочисленных врагов, созданных ими в процессе захвата власти. Так как в ходе гражданской войны и коллективизации большевики вызвали ненависть к себе у самых широких слоёв населения, то и репрессии им потребовались масштабные.
Также на шкурные интересы большевиков наложились ещё три негативных фактора:
А. Слабые управленческие и моральные качества товарища Ежова, товарища Ягоды и прочих ответственных за проведение репрессий.
Б. Фанатичная приверженность Сталина марксизму, которая вынуждала его записывать крепких крестьян, предпринимателей и другие группы населения в число врагов.
В. Вызванная марксизмом нищета, из-за которой относительно мягкие репрессии, такие как ссылки, выливались зачастую на практике в массовые смерти лишённых пищи и тёплой одежды людей.
2. Репрессии в армии перед Войной современные коммунисты называют профилактическими мероприятиями, которые, по их мнению, советскую армию только оздоровили, улучшив качество командования. У знаменитых военачальников и фронтовых корреспондентов тех времён было другое мнение. Цитирую (ссылка):
У Константина Симонова в книге "Глазами человека моего поколения" есть отдельная глава, размышления о репрессиях 1937 года против военного руководства СССР.
Так вот, Симонов был убеждён, что репрессии 1937-го и последующих годов (крупных военачальников расстреливали и осенью 1941-го по приговорам двух-трех летней давности), нанесли чудовищный удар по армии.
И не только потому, что Уборевич или Тухачевский могли бы проявить себя в годы Великой отечественной не хуже, скажем, Говорова (его, кстати, тоже планировали арестовать в 1941-м). А, прежде всего потому, что репрессии создали особую атмосферу в армии. Сформировали пласт безвольных командиров, для которых нарушить явно идиотское распоряжение командования было страшнее, чем положить свой батальон или полк, или даже погибнуть самим.
В качестве примера Симонов приводит операцию на Керченском полуострове. Где Мехлис, будучи совершенно некомпетентным, запрещал рыть окопы, чтобы не ослаблять наступательный дух войск (!), а всю артиллерию он распорядился сосредоточить на переднем крае, где её тут же уничтожили немцы. И ни один командир не посмел ему возразить.
Представим, пишет Симонов, что Уборевич, Тухачевский и остальные военачальники погибли в авиакатастрофе. Было бы это трагедией? Да. Но могло ли это так деморализовать армию, как репрессии? Нет.
Самое интересное, что такое же мнение (правда в более аккуратной форме) высказывали и Жуков, и Конев, с которыми общался Симонов. Причём, оба они полагали, что Уборевич действительно мог бы стать одним из самых творцов победы. В способностях Блюхера или Тухачевского они оба сомневались. И говорили, что вряд ли они проявили бы себя.
Но главное, что маршалы Победы, идейные коммунисты, кстати, были, в целом, согласны с тем, что в войну Красная Армия вступила совершенно надломленной репрессиями.
Инициатива, воля командира, личное мнение, готовность высказывать его – всё это в армии, в значительной степени, было зачищено. В военных дневниках Симонова это, кстати, вполне отражено.
3. Широко известны такие печальные исторические события, как красный террор во время Гражданской войны и репрессии 1937-1938 годов, которые историки теперь называют термином «Большой террор». Однако политические репрессии со всеми их атрибутами – ультранасилием, «стрельбой по площадям», сфабрикованными делами, – шли и в промежуточный период, в конце 1920-х – начале 1930-х годов (ссылка):
Таких дел было довольно много. Это не только Шахтинское дело 1928 года и дело Промпартии, 1930 года, но еще Академическое дело и 1929-1931 годов, дело микробиологов 1930-1931 годов. Безусловно, все это дела очень похожей направленности — против «буржуазных» специалистов или «вредителей». Таких лиц искали на объектах промышленности, на транспорте, в торговле, в научной среде. И вот дело «Весна» было направлено против подобных людей, в том числе в армии.
Все упомянутые выше дела имеют немало общего. Их организаторы преследовали цели зачистки советского общества от потенциальных противников режима — недовольных «бывших», которые прекрасно помнили свое высокое и благополучное дореволюционное положение. Угроза новой интервенции на рубеже 1930-х годов, рост недовольства внутри СССР на фоне раскулачивания, продовольственного и топливного кризиса, необходимость возложить на кого-то вину за проблемы развития страны для исключения массовых беспорядков — все это привело к организации первой после Гражданской войны волны массовых репрессий.
Преследовалась цель мобилизации общества путем сплочения населения против неких вымышленных врагов и отведения ответственности от подлинных виновников происходивших неудач в социалистическом строительстве в руководстве страны и партии
Жертвами же были выбраны уязвимые и во многом бесправные в советских условиях представители дореволюционной интеллигенции. Однако по делу «Весна» так и не провели показательного судебного процесса и просто тихо все свернули, хотя для некоторых фигурантов аресты имели фатальные последствия. <…>
Летом 1930 года разработку закончили, но началось следствие по делу с тем же названием, в котором, в соответствии с указаниями из Москвы, появились фигуранты из числа бывших офицеров.
По мере разрастания дела росли количество таких лиц и их должностной статус
Соответственно, название перешло на все дело против военных. О какой-то смысловой подоплеке неизвестно. В итоге эта акция получила такое наименование: «Дело всесоюзной военно-офицерской контрреволюционной организации "Весна"». Так подчеркивался масштаб в рамках всего СССР. <…>
Изначально ни о каких военных речи не шло. Дело было направлено против украинских крестьян, якобы создавших контрреволюционную организацию. Однако в считанные месяцы было решено связать этих крестьян с военными, да еще и в масштабах всей страны. В целом по делу проходило даже больше гражданских, чем военных (гражданскими считались и бывшие офицеры, не служившие на момент ареста в Красной армии). <…>
…старое офицерство выглядело удобным объектом для репрессий. Мотивы фабрикации дела «Весна» были следующими. По окончании Гражданской войны на территории Советской России оказалось не менее 110 тысяч бывших офицеров, воспринимавшихся властями как потенциальная угроза безопасности. <…>
Ответственность за фабрикацию дела несут видные украинские чекисты тех лет — начальник секретно-политического отдела ГПУ УССР Г.С. Люшков, начальник Особого отдела Украинского военного округа И.М. Леплевский и, конечно, председатель ГПУ Украинской ССР В.А. Балицкий, а также подталкивавшие их из Москвы председатель ОГПУ СССР В.Р. Менжинский, его заместитель Г.Г. Ягода и стоявший за всеми ними И.В. Сталин.
Были и противники подобных действий (не из сострадания к невинно арестованным, поскольку «оппозиционеры» сами участвовали в фабрикациях дел, а в рамках аппаратной борьбы за власть в чекистском ведомстве). Прежде всего это начальник Особого отдела ОГПУ Я.К. Ольский, 2-й заместитель председателя ОГПУ С.А. Мессинг, полпред ОГПУ по Московской области Л.Н. Бельский, начальник Главной инспекции по милиции и угрозыску ОГПУ И.А. Воронцов. Все они лишились в итоге не только должностей, но и службы в ОГПУ. На другую должность был переведен еще один противник операции — начальник Секретно-оперативного управления ОГПУ Е.Г. Евдокимов. <…>
По версии следствия, после революции в Советской России и в РККА возникла контрреволюционная офицерская организация, во главе которой якобы стояли бывшие генералы А.Е. Снесарев и А.Г. Лигнау, а в Киеве — бывший генерал В.А. Ольдерогге. Якобы эта организация ставила своей целью свержение советской власти и восстановление конституционной монархии путем подрыва мощи Красной армии и организации вооруженного восстания при помощи иностранной интервенции. Члены организации якобы готовили террористические акты против руководителей партии и правительства, а также вели шпионскую работу в пользу иностранных государств. Разумеется, никаких доказательств этому не было. <…>
Дело было построено на основе масштабных фальсификаций, содержало противоречивые и абсурдные показания, неоднократно менявшиеся по указанию следователей, не имело никаких вещественных и независимых от следствия документальных доказательств. Следователи не стремились к особой достоверности. Никаких улик, компрометирующих документов и материалов, кроме стандартных вынужденных признательных показаний арестованных, весьма поверхностных и противоречивых, в делах арестованных нет.
Значительная часть этих признательных показаний по делу «Весна» была сфальсифицирована следователями или была получена от арестованных под давлением, в результате обмана, шантажа, издевательств и пыток. О методах воздействия на арестованных известно из их жалоб, а также из негласного внутрикамерного наблюдения 1930-х гг., зафиксировавшего разговоры репрессированных. Еще одним объективным источником являются материалы реабилитации репрессированных периода 1950-х гг., когда уцелевших людей, прошедших через сталинские лагеря, снова передопрашивали. <…>
Грандиозные всесоюзные успехи украинских чекистов в «раскрытии» дела компрометировали центр — получалось, что на местах работали лучше. Поэтому центральный аппарат ОГПУ выступил против раскручивания дела во всесоюзном масштабе и начал проверку уже полученных показаний. Разумеется, в условиях фабрикации таких показаний опровергнуть их ничего не стоило. <…>
«Весна» охватила не менее 3276 человек (по разным оценкам, всего по этому делу, затронувшему всю страну, и связанным с ним делам могли проходить от пяти тысяч до десяти тысяч человек). <…>
Едва избежал ареста будущий Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников, на которого были получены компрометирующие показания. Из РККА были «вычищены» многие офицеры старой армии. Дело тянулось с лета 1930 по весну и лето 1931 года, причем постепенно распространилось на разные регионы СССР. По имеющимся данным было расстреляно 546 гражданских лиц и 27 военнослужащих, сотни людей получили различные сроки. Многие фигуранты «Весны» вышли на свободу в первой половине 1930-х годов, некоторые продолжили службу в РККА. Впоследствии жертвы «Весны» были реабилитированы.