1. Американский автор Брет Деверо ставит под сомнение всеобщее поклонение перед древними спартанцами, особенно распространённое (парадоксальным образом) именно в современных США. Аргументы довольно логичны – спартанцы вели себя иногда несколько по-скотски (ссылка):
Восхищение «протофашистским городом-государством» берет начало на темных страницах истории, пишет FP. Созданный массовой культурой образ спартанских борцов за демократические ценности — ложь. Спарта недостойна быть примером для подражания лидерам свободного мира.
Афинский историк Фукидид однажды заметил, что Спарте настолько не хватало впечатляющих храмов и памятников, что в далеком будущем, когда это место уже станет историей, люди не поверят, что здесь когда-то была великая держава. Однако в современных Соединенных Штатах память о Спарте более чем жива даже в отсутствие физических памятников. Поп-культура представляет спартанцев героями кино и видеоигр. Бренд Spartan рекламирует гонки с препятствиями, спортивные тренажеры и огнестрельное оружие. Также "Спарта" стала лозунгом политических митингов, в том числе среди тех ультраправых, что пошли на штурм Капитолия США 6 января 2021 года. Спарты больше нет, но ее прославление — спартаганда, так сказать, — живет и процветает. <…>
Во многом эта тенденция обязана историко-фантастическому роману Стивена Прессфилда (Steven Pressfield) "Врата огня" (Gates of Fire), который до сих пор регулярно фигурирует в рекомендательных списках для военных. В книге спартанцы изображаются превосходными воинами из ультравоенизированного общества, храбро защищающими свободу (от этнически чуждых иноземцев, как наглядно демонстрирует фильм "300 спартанцев"). Спарта в видении автора — радикально эгалитарное общество, основанное на культивировании подобающих мужчине ратных добродетелей. Однако этот образ в корне неверен. Спартанское общество совершенно недостойно подражания и похвалы, особенно в демократической стране.
Начнем с того, что репутация спартанцев как превосходных воинов при ближайшем рассмотрении рассеивается, как дым. На самом деле спартанские армии столь же часто проигрывали сражения, как и выигрывали, особенно против равного противника в лице других греческих городов-государств. Спарта победила Афины в Пелопоннесской войне только с помощью принятых от персов денег, вновь открыв дверь персидскому влиянию в Эгейском море, которую закрыли греческие победы при Платеях и Саламине почти веком ранее. Знаменитым победам спартанцев в битвах при Платеях и Мантинее соразмерны поражения при Пилосе, Аргинусских островах и, в конечном счете, при Левктрах. Последнее было нанесено Фивами всего через 33 года после победы над Афинами и окончательно подорвало мощь Спарты, низведя ее до статуса страны второго сорта, от которой так и не удалось избавиться. <…>
Спартанцы как минимум не отличались тактической и стратегической изобретательностью. Спарта использовала тактику фаланги — сомкнутого строя из щитов и копий. Элементы гоплитской фаланги хоть и представляются массовой культурой как исключительно спартанские, среди греков она распространилась минимум с начала пятого века, если не раньше. В тактическом плане спартанцы вообще новаторами не были и экспериментировать с общевойсковыми и морскими операциями не торопились. Вместо этого их лидеры пытались решать все военные вопросы с помощью ожесточенных гоплитских сражений. <…>
Военная посредственность Спарты представляется необъяснимой, учитывая популярность и репутацию города-государства как глубоко военизированного общества, но, как показали современные исследования, это тоже по большей части иллюзия. Агогэ, система воспитания спартанских мальчиков, которую в массовой культуре часто изображают сродни учебно-тренировочному лагерю, на самом деле не включала в себя ни обучение владению оружием, ни военные учения. Прежде всего она учила слушаться и подчиняться, а не давала навыков владения оружием и тактики. Чтобы привить послушание, старших мальчиков толкали к насилию над младшими, в результате чего даже во взрослом возрасте спартанские граждане были склонны решать споры кулаками, а потому, как и следовало ожидать, не были хорошими дипломатами.
Итак, военные успехи Спарты были абсолютно посредственными, не лучше и не хуже, чем у греческих соседей, а вот политический аспект делает ее исключительно плохим примером для граждан и солдат в рамках современного свободного общества. Среди ученых не утихают споры о глубине тирании древней Спарты над жизнями своих граждан. Коренные спартанцы представляли лишь незначительное меньшинство поживавших в городе-государстве людей и никогда не превышали 15%, включая женщин с гражданским статусом (которые не могли голосовать и занимать государственные должности). Подавляющее большинство (65-85%) составляли илоты (нечто среднее между крепостными и рабами — прим. ИноСМИ). (Остальная часть населения принадлежала к негражданским низшим классам.) Эта поразительная цифра намного превышает показатели любого другого древнего средиземноморского государства или, скажем, довоенного юга Америки, который справедливо называли рабовладельческим обществом, поскольку рабы там составляли треть населения.
Древние источники практически единодушны в том, что во всей Греции хуже всего обращались именно с илотами. Сотрудничавший со Спартой афинянин по имени Критий язвительно замечал, что именно в Спарте “больше всего свободы для свободных и самые безнадежные рабы”. Плутарх писал о многообразии способов унижения илотов, а афинский оратор Исократ утверждал, что убийство рабов считалось преступлением во всей Греции, за исключением Спарты. Спарту, где было больше всего рабов на душу населения и с рабами обращались хуже всего, вероятно, можно считать наименее свободным обществом во всем древнем мире.
Не были спартанцы и хорошими защитниками греческой свободы. Благодаря кинематографу массовая культура ставит их во главу усилий по защите свободы Греции от расширявшейся Персидской империи, но Спарта не всегда испытывала к последней такое отвращение. Она не смогла самостоятельно справиться с афинским флотом во время Пелопоннесской войны и приняла персидские деньги, чтобы создать свой собственный, продав греков-ионийцев обратно во власть персов в обмен на усмирение Афин. Та война принесла спартанцам кратковременную гегемонию в Греции, которую они быстро растратили, оказавшись в состоянии войны со бывшим союзным Коринфом.
Не сумев выиграть и эту войну, Спарта снова обратилась к Персии с просьбой о заключении мира, получившего название “Царский/Анталкидов мир”, в соответствии с которым персидскому царю было продано еще больше греческих городов-государств в обмен на превращение Спарты в персидского правоприменителя на территории Греции с поручением предотвратить появление крупных союзов, способных бросить вызов Персии. Далекие от борьбы за независимость Греции спартанцы, когда им представился шанс, открыли персидскому владычеству не только все окна, но и двери. А из-за отказа присоединиться к экспедиции Александра Македонского против Персии тот высмеял их, посвятив трофеи первых побед “всем грекам, кроме спартанцев”.
Спарту следует понимать не обществом защищающих свободу супервоинов, а местом, где богатейший класс землевладельцев обращал подавляющее большинство бедных соотечественников в рабство, а остальных — периэков — исключал из участия в политической жизни и лишал гражданства. Некоторое меньшинство спартанских граждан получало доход только за счет рабов, поскольку им самим было юридически запрещено заниматься производительным трудом и торговлей.
Ничего не знаю о мистере Деверо, но если он американец, удивляться нечему. Для современных соевых американцев фашист — это любой, кто на полметра правее Че Гевары. То есть, конечно, по поводу спартанцев он полностью прав, но я понимаю, почему обсудить эту старую тему мистер Деверо решил именно в 2023 году.
С другой стороны, если бы Гитлер — главный злодей последних 100 лет — родился всего лишь на несколько веков раньше, он не выделялся бы особо из массы европейских правителей, так как к западу от России нравы тогда были весьма жестоки. И наоборот, если мы трезво посмотрим на государства древности, от Рима со Спартой до Персии с Израилем, мы ужаснёмся жестокости конфликтов той эпохи.
Более того. Плутарх подчёркивает, что нравы древних греков и древних римлян были… мягкими, если сравнить их с варварскими нравами. Описания некоторых сражений свидетельствуют, что так оно и было — на фоне германских племён римляне выглядели чуть ли не гуманистами.
Впрочем, тут надо сделать скидку на естественную для победителей пристрастность. Напомню, что свирепые британцы сжигали во Вторую мировую безо всякой на то военной необходимости целые города — очевидное зверство, за которое никто из них не понёс ответственности. Не отставали от Британии и США. Как сказал один американский лётчик другому: «нам лучше бы выиграть это войну, а то нас будут судить, как военных преступников».
Полагаю, кстати, нам надо рассказывать об этом почаще. Так как Россия — одна из немногих великих держав, которая вот уже много столетий воюет «в белых перчатках», совмещая остроту штыков со снисходительностью к поверженным врагам.
2. Блогер konstantinus-a скептически относится к весьма популярной у российских левых публицистов фигуре Сальвадора Альенде – чилийского президента, свергнутого полвека назад генералом Аугусто Пиночетом (ссылка):
Тут некоторый прослезились в связи с 50-летием героической кончины героического Сальвадора Альенде (11 сентября 1973 года).
Да, знатный миф о героическом герое Альенде придумали и распустили в СССР и прочих странах социалистического лагеря.
Однако напомним, что помимо того, что он не умер с автоматом в руках от вражеской пули, как рассказывается в оной мифологии, а покончил с собой, именно Альенде был причиной произошедшего в Чили. Так как коммунист Альенде, в полном соответствие с коммунистической доктриной, решил устроить в Чили социалистическую революцию, начав соответствующие преобразования, сперва сделав стандартный для коммунистов ход: "отнять и поделить", то есть начал тотальную национализацию, и прочие социалистические преобразования в экономике, что моментально привело к экономическому кризису и началу массовых протестов, демонстраций и забастовок против правительства Альенде, в ответ на что последний ввёл чрезвычайное положение, а потом попытался распустить парламент, который выступил против его реформ и обвинил президента в неконституционных действиях. Только после этого Пиночет произвёл свой переворот, с поддержкой большинства общества и парламента.
При всех перегибах последующей диктатуры Пиночета, он спас Чили, благодаря ему Чили стали и остаются сейчас одной из самых высокоразвитых, процветающих и свободных стран Латинской Америки.
Вообще, проводя исторические параллели, Пиночет это что-то вроде чилийского Корнилова у которого получилось.
Конечно, konstantinus-a прав — героев среди левых революционеров немного. Добавлю от себя, что типичный спорщик в интернете затруднился бы заполнить известными ему фактами о Чили хотя бы один листок А4. Сторону выбирают проще: сторонники левых идей по умолчанию поддерживают левых, консерваторы и государственники — правых. Если вместо Чили обсуждать Средне-Галактическую империю, народ ровно так же разделится — кто-то за Арн Аббаса, кто-то за Шорр Канна. Спорщики при этом будут столь же убедительно доказывать, что их сторона права и добра, а противная сторона — лжива и зла…
Всё это не отменяет, разумеется, исторического факта — левые идеи деструктивны, сколько-нибудь успешных государств, построенных на борьбе с частной собственностью, в современном мире не существует. Буквально каждое левое государство скатывается в итоге к бедности, которая в большей части случаев сопровождается самыми отвратительными практиками угнетения народа.
3. Блогер keleg задаётся вопросом, какая революция обошлась тяжелее для соответствующей нации – Русская или Французская? В абсолютных цифрах жертв и потерь, понятное дело, наша. Однако по относительным цифрам, и особенно в плане долгосрочных потерь, Французская революция, возможно, была ещё тяжелее (ссылка):
Цена революций начала 20 века в России была страшной, но… давайте сравним с Францией, все ведь познается в сравнении?
Для чистоты, возьмем без провинций-колоний-республик, только русских и французов, и посмотрим динамику через столетие после начала революции.
Русских в 1897 году — 55,6 млн, в 2000 году — 115 млн. Рост вдвое.
Французы перед своей Великой революцией были самой населенной страной в Европе, опережая Россию. За послереволюционный век рост населения был 8,6% и Франция уступила первенство и Германии, и России.
Т.е., получается, послереволюционные последствия во Франции были на порядок хуже, чем в России?
И Ленин-Сталин лучше, чем Робеспьер-Бонапарт?
Два небольших уточнения. Русских в России — 150 млн, не 115 млн. Лингвисты от сохи указывают, что в русском языке национальности обозначаются или существительными — немец, еврей, татарин — но слово «русский» является прилагательным. Таким образом, слово «русский» является зонтичным, распространяясь на всех, кто живёт внутри наших границ, носит русскую культуру и говорит на русском языке.
Советский анекдот. В 1970-е, когда Генри Киссинджер приезжал в СССР, он разговорился с советским корреспондентом Валентином Зориным:
— Вы еврей?
— Я русский!
— А я — американский.
Таким образом, если житель Иркутска записывается на переписи населения башкиром, испанцем или троллем, это следует понимать так: перед нами русский башкир, русский испанец или русский тролль, соответственно.
Второе уточнение. Я не знаю, как получились 55 млн русских в 1897 — это, вероятно, без некоторых населённых губерний. Если же смотреть с высоты птичьего полёта, выходит, что в 1916 году русских было (в границах территории современной России) значительно больше — может быть, 120-130 млн, затрудняюсь подсчитать точно. Таким образом, вредоносность камрада Неподкупного и нашего Владимира Ильича вполне сопоставимы.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →