1. Дмитрий Иванович Менделеев в работе «К познанию России», опубликованной в 1906 году, хвалит нашу дореволюционную кондитерскую отрасль, но отмечает слабость маркетинга (ссылка):
Всякий русский, ездивший за границу, знает, что в России кондитерские изделия всякого рода, начиная от простых карамелей и варенья до конфет высших сортов, не только лучше, чем где бы то ни было, но и дешевле, и вместо сбыта за границу сахара-сырца нам бы следовало позаботиться о сбыте сахарных изделий. На вид это кажется мелочным, но изделия этого рода потребляются в мире огромнейшими количествами, а Россия со своим изобилием земель, со своей производительностью фруктов и сахара всяких сортов может на десятки миллионов отправлять за границу товаров этого рода. Через меня самого шли подобные предложения. Мне отвечали у нас, что делами этого рода наши производители заниматься не могут. Торговец должен уметь найти сбыт всему тому, что может производить страна, а через этот сбыт должен возбуждать внутреннее производство. Торговцы умеют и дикарей заставлять собирать каучук, подвозить красное и черное дерево, добывать страусовые перья и слоновую кость. Торговцы находят сбыт и для никому, по-видимому, ненужных японских товаров, и для избытка апельсинов, производимых некоторыми странами, а у нас почти все избыточное, но всюду спрашиваемое, вроде хлеба, яиц и масла, скупается не по нашей инициативе для заграничного вывоза, а присланными оттуда агентами, умеющими попутно сбывать нам немало товаров, которые мы могли бы производить дома. И вот эта-то сторона дела в России чрезвычайно мало развита.
2. Блогер corporatelie приводит свидетельства очевидцев о ситуации с продовольствием в России перед Февральской революцией 1917 года. Коммунисты нам теперь рассказывают, что в стране был чуть ли не голод, и что это якобы оправдывает революцию (в результате которой, как известно, началась реальная разруха, а после прихода к власти большевиков – и голод настоящий, какого Россия не видела со времён Бориса Годунова). Но авторы приведённых ниже цитат считали иначе (ссылка):
"Революции не ждали, хотя в катастрофическом положении страны были убеждены и не щадили самых мрачных красок для его изображения. В самом начале 1917-го года Громан надумал дать моментальный снимок катастрофического продовольствования русских городов. Дать картину положения городского населения России на определенную дату имело, по мнению Громана, не только научный и исторический интерес, но и крупное политическое значение. Поставленная лицом к лицу с неопровержимыми фактами и цифрами, власть вынуждена будет признать, аргументировал Громан, что, если не будут немедленно приняты радикальные меры, русские города обречены на голод и вымирание.
Громану удалось убедить Астрова в полезности одновременного обследования городов. В спешном порядке разработали опросный лист, наметили объект обследования, составили группу анкетёров, снабдили их инструкцией и телеграфировали городским головам просьбу об оказании содействия. В половине января мы разъехались в разные стороны с наказом представить итоги обследования в десятидневный срок.
Мне поручено было совершить рейд в южном направлении. Я побывал в городских управах Курска, Симферополя, Ялты, опросил кого мог и кто был расположен беседовать, собрал печатные материалы и письменные доклады и вернулся обратно. Впечатление получилось тяжелое. Всюду выстраивались длинные очереди, терявшие часы в ожидании предметов первой необходимости, которые чаще обещали, нежели доставляли. Транспорт был не только расстроен, он был перегружен и истощен, - был, как тогда говорилось, в параличе. Остро ощущался недостаток в хлебе, муке, крупе, угле, керосине, даже в дровах. Все были утомлены и недовольны, жаловались на жизнь, на порядки, на межведомственные распри и соперничество. Но "вулкана", на котором мы, по убеждению статистиков и экономистов, будто бы сидели, я не заметил. Не было и той абсолютной "разрухи", о которой не переставали писать газеты.
Много лет спустя, возвращаясь мыслью к предфевральским дням уже из эмигрантского далека, М. А. Алданов заметил, что о "продовольственных затруднениях" как "причине революции" историку после 1920 г. писать "будет неловко". То же повторил позднее и другой историк С. П. Мельгунов ("Возрождение", No 12. 1950 г.). Это, конечно, не так. Это было бы так, если бы 1920-ый год предшествовал 1917-му. И фактически продовольственное положение пред революцией не было благополучным и не исчерпывалось одними "затруднениями", как это представляется на расстоянии десятилетий. И психологически "затруднения" производили такое "революционизирующее" впечатление именно потому, что будущее оставалось скрытым, и ничье воображение не могло себе представить, что печальное начало 1917-го года — идиллия по сравнению с тем, что случится через 2-3 года."
Цит. по Вишняк М. В. Дань прошлому / М. В. Вишняк. – Нью-Йорк: Изд-во им.Чехова, 1953.
----
«Возвратившись домой из поездки по Норвегии, я сразу заметил разницу в настроении там и у нас: там маленькая Норвегия, хотя и не воюет, переживает больше горя, чем при войне – ничего почти нет, все дорого, а настроение куда бодрее, чем в этом ноющем Петрограде. Слава Богу, у нас еще есть и хлеб, и мясо, и цены не такие высокие, как там, а все заняты только вопросом об этом и обвиняют все окружающее, почему они не получают продовольствие и материалы так же легко, как до войны».
11 февраля 1917 года. Из письма В. В. Горячковского, инженера-строитель Мурманской железной дороги. Цит. по П. Бадмаев. За кулисами царизма. Воспоминания. Мемуары. 2004.
3. К вопросу о ценах в России в самом начале XX века, и о покупательной способности зарплат. Автомобили, в силу их редкости, были тогда ещё дорогими и малодоступными. А вот накопить на покупку лошади было весьма легко (ссылка):
Так вот, в 1900 году цены были следующие:
– элитный конь, известных пород и заводчиков, стоил 200 рублей и более;
– молодой, хороший скаковой конь, специально обученный для войны или ипподромных скачек, на котором не стыдно было и перед знатью погарцевать, стоил 150-200 рублей;
– хорошая упряжная лошадь для кареты стоила 120-150 рублей;
– хорошая лошадь для пролетки извозчика стоила 100 рублей;
– рабочая лошадь под телегу или пахоту, стоила 70 рублей;
– старая кляча на колбасу, продавалась за 20 рублей;
– открытый автомобиль, без всякого дополнительного оснащения и оборудования, (такого как фары, сигнал, аккумулятор, электрический стартер, ручные дворники, брезентовый открывающийся тент, отопитель салона, кожаные мягкие сидения) стоил 2000 рублей..
Средняя зарплата у высококвалифицированных рабочих на фабриках и заводах в 1880 году составляла 16 рублей в месяц, при 12-ти часовом рабочем дне и шестидневной рабочей неделе. Средняя заработная плата у государственных служащих низших чинов была 19-ть рублей. Прислуга получала 5-ть рублей в месяц, дворники — 8 рублей. Чернорабочие и грузчики получали 8 рублей в месяц. Один рубль приравнивался в 1880 году к 0,774234 г. чистого золота.
В 1913 году, средняя заработная плата высококвалифицированных рабочих на фабриках и заводах составляла 24 рубля при 12-ти часовом рабочем дне и шестидневной рабочей неделе. Мастера и бригадиры получали 35 рублей. Высоко квалифицированный токарь мог зарабатывать от 50 до 80 рублей. Средняя заработная плата у государственных служащих низших чинов была 32 рубля. Прислуга получала 10-ть рублей в месяц, дворник 18-25 рублей. Чернорабочие и грузчики получали 15 рублей в месяц. Фельдшер в сельской больнице получал 20 рублей, в городской 35 рублей. Врач в сельской больнице получал 50 рублей, в городской 80 рублей. Депутаты Государственной Думы получали 350 рублей. Министры получали 1500 рублей в месяц. Поручик в армии получал 70 рублей в месяц + 7 рублей на наём жилья.