1. Очередной известный американский инвестор предсказал катастрофу западного биржевого рынка. И даже предложил метод спасения, хе-хе (ссылка):
Автор бестселлера «Богатый папа, бедный папа» Роберт Кийосаки предсказал крупнейший в истории крах рынка и призвал переводить активы в криптовалюту, пока этого не произошло. Об этом сообщает Business Insider.
«Я предсказываю, что грядет крупнейший крах в мировой истории», — написал автор своим поклонникам. Кийосаки уверен, что доллар разрушит существующую экономическую систему, что приведет к массовому принятию криптовалюты, поскольку она не контролируется правительством.
При этом совсем недавно Кийосаки критиковал биткоин. «Я торгую биткоинами. Но я не думаю, что это имеет какую-то ценность. Я просто играю в игру», — признался он. В то же время Кийосаки неоднократно говорил о растущем пузыре цен на активы и предупреждал, что он лопнет.
Что касается сочинений господина Кийосаки: у него и вправду есть несколько верных мыслей — верных настолько, что им следовало бы учить в школе. Однако когда он пытается перейти от теории к практике, получается очень грустно. Воспринимать его прогнозы всерьёз я бы не рекомендовал. И особенно я не рекомендовал бы следовать его практическим советам — он регулярно вещает такую дичь, что даже у доктора Попова полезли бы глаза на лоб, если бы он попробовал советам Кийосаки последовать.
Это не значит, что прогнозы Кийосаки не могут сбыться — кризис, к примеру, уже разгорается, это очевидно. Но воспринимать их стоит с тем же скепсисом, с каким вы воспринимаете прогнозы таксиста, который везёт вас по тарифу «Эконом».
2. Дисконт на российскую нефть для азиатских клиентов, о котором в комментариях так любят упоминать скептики, снизился вдвое (ссылка):
Россия стала продавать нефть дороже — скидка на российскую экспортную нефть Urals по сравнению с эталонной маркой Brent уменьшилась до 20 долларов за баррель, пишет ТАСС со ссылкой на заместителя генерального директора Российского энергетического агентства (РЭА) Минэнерго России Денис Дерюшкин.
Еще пару месяцев назад скидка составляла почти 40 долларов за баррель, добавил он. Столь высокий показатель Дерюшкин объяснил подорожавшим фрахтом судов с российским сырьем, отсутствием страхования сделок и отказом банков предоставлять аккредитивы. «Сегодня в связи с тем, что фрахт немного упал и все-таки находятся альтернативные потребители, дисконт на Urals составляет уже не 40 долларов, а 20 долларов. По-прежнему это существенный дисконт, существенный удар по экономике добывающих компаний, но в целом это пока комфортные реалии, в которых можно существовать», — сказал он.
3. Глава Роснедр Евгений Петров рассказал про ситуацию с импортозамещением оборудования и софта в нефтегазовой отрасли (ссылка):
Одной из основных проблем была и остается зависимость от западного геологоразведочного оборудования. По ряду направлений работ она достигает 70%. Однако в последние месяцы наблюдается рост спроса на отечественное геологоразведочное оборудование — от насосов до буровых станков. <...>
С технологиями по ряду направлений есть зависимость от западных стран, особенно в части микроэлектроники и программного обеспечения (ПО). У нас есть сложности с ПО, обеспечивающим как локальное, так и комплексное управление месторождением на всех этапах жизненного цикла. Многие внутренние процессы компаний глубоко завязаны на иностранном ПО. Это формировалось десятилетиями, и, несмотря на наличие на рынке хороших российских аналогов, не так просто за пару месяцев все поменять. На это нужны годы. При этом многие компании, в основном крупные нефтегазодобывающие, заранее начали переводить свои внутренние бизнес-процессы на российское ПО, и оно во многом превосходит западное. <...>
У нас в "железе" созданы очень хорошие аналоги, но есть серьезная проблема с микроэлектроникой, различной компонентной базой. Есть мелкая элементная база, аналогов которой в России пока нет. Поэтому говорить о том, что мы можем полноценно перевести весь сервис, например, для буровой, морской или сухопутной разведки полностью на российское оборудование сегодня объективно мы не можем. Но важно, что сегодня мы осознали: этим нужно однозначно заниматься. Я думаю, что через 1–1,5 года у нас будут практически полные аналоги необходимого геологоразведочного оборудования.