«Двунадесять языков», когда побегут в Россию и швейцарец о русской жизни

Население самой Франции на момент войны составляло почти 30 миллионов человек, а всего на покоренных Наполеонам территориях проживало более 70 миллионов. А всего тогда население Европы составляло более 170 миллионов. По разным оценкам, Великая армия Наполеона для похода в Россию насчитывала более 600 тысяч солдат из Франции и её союзников, а также из покоренных держав.

Кто-то из историков утверждает, что удалось мобилизовать менее 400-500 тысяч. Другие говорят про целых 600-700 тысяч солдат и офицеров, но из них в Россию якобы вторглось меньше, часть осталась в европейских гарнизонах. <…>

Получается, что армия Наполеона примерно на половину состояла из французов, включая бельгийцев и голландцев (всего их к походу готовилось около 300-350 тысяч). В остальном же солдатами были австрийцы, немцы, поляки, итальянцы, немцы, литовцы и многие другие.

Я, ув. друзья, кажется, понял, в какой момент Россия, как в восемнадцатом столетии, станет снова местом, куда начнут тупо бежать.

Это будет момент, когда под гнётом увещеваний и прямых запретов в передовых странах загнобят мясо.

Накат идеологии на питание передовых европейцев и североамериканцев сегодня уже достаточно силен, но съесть свой стейк – пусть и с некоторым чувством вины – они покамест в состоянии.

Однако жизнь не стоит на месте. Если передовые власти передовых наций усилят накал своего давления «ты, поедая это, оставляешь за собою жирный светящийся Углеродный След» настолько, что с помощью налогово-дотационных комбинаций есть мясо станет невыгодно -

– к нам, быть может, действительно побегут.

«Смотрите, на карте есть огромная страна, в которой не только женщины по-прежнему хотят, чтоб мужчина зарабатывал и был опорой, и не только вашим детям в школе не расскажут, что классно быть транс-русалкой, – но ещё и можно есть коровок, свинок и птичек, не слыша проклятий. Климат подкачал, но это такая маленькая плата за хороший обед».

А если добавить к этому, что у нас нет исторически пострадатых меньшинств, перед которыми надо каяться (попытки предпринимаются, но пока не сказать чтоб успешны), – то мы реально можем оказаться культовой страной.

Конечно, в России есть вещи, которые меня бесят. Вчера я одной женщине пакеты носил, спрашивал, чем еще можно помочь. Она говорит: «Помогите с дровами, не знаю, как топить, зима уже скоро». Говорю: «Конечно». А потом идем во вторую комнату, а там мужик лежит. Время — полдень. А он лежит и смотрит телевизор. Не пьяный, трезвый лежал. Как я разозлился!