Что было в СССР такого, чего не было в других странах

Несмешной юмор советской истории, о котором вам запамятовали рассказать советские историки/агитаторы: под руководством гениального Ленина большевики боролись за электрический плуг против отсталого буржуазного трактора с двигателем внутреннего сгорания. И знаменитый план ГОЭЛРО ленинцы рассматривали, прежде всего, как средство внедрения электропахоты.

«… электроплуг проталкивался как альтернатива трактору, причём альтернатива социальная, а не технологическая. В плане ГОЭЛРО "социалистический электроплуг" противопоставлялся "кулацкому трактору". Товарищ Кржижановский по этому поводу высказывался так:

…электричество является формой концентрации и обобществления, двигатели внутреннего сгорания являются носителями центробежных, децентрализующих тенденций. При нашей общей отсталости и при богатстве наших нефтяных ресурсов нам неизбежно придётся с этим считаться, и лишь широко и глубоко проведённый план электрификации сможет включить нефтяные двигатели таким образом в цепь наших производственных отношений, что их децентрализующее начало окажется парализованным.

Мысль в общем ясна – дизельным трактором может владеть любой кулак-одиночка. Заправил керосином – и паши в свою волю. Электроплуг же для работы требовал подключения к централизованной электрической сети.

Увы, удовлетворительного образца электроплуга так и не удалось родить. Пришлось пользовать "кулацкий трактор". Однако, компромисс между упрямой техникой и учением Маркса был найден. В форме МТС, устраняющей индивидуальное владение, а значит и кулацкую сущность "железного коня". После этого можно было заявить, что применение трактора при социализме коренным образом отличается от его применения при капитализме:

«…в Соединённых Штатах Северной Америки трактору закрыт путь к подавляющему большинству фермеров, по меньшей мере он недоступен 4/5 всех фермеров – у нас трактор доступен подавляющему большинству крестьян, объединяющихся в колхозы, и не доступен только кулаку».

Мне пришло в голову, что, хотя я и не большевик, однако не мог согласиться со своими родственниками и знакомыми и безоглядно клеймить всё, что делается Советами только потому, что это делается Советами. Никто не спорит, они убили трёх моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников. Некогда я ненавидел их, и руки у меня чесались добраться до Ленина или Троцкого, но тут я стал узнавать то об одном, то о другом конструктивном шаге московского правительства и ловил себя на том, что шепчу: «Браво!» Как все те христиане, что «ни холодны, ни горячи», я не знал иного способа излечиться от ненависти, кроме как потопить её в другой, ещё более жгучей. Предмет последней мне предложили поляки. Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев.

Я только и думал: «Поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от её западных рубежей!» Я не осмелился выражаться открыто, но, слушая вздорную болтовню беженцев и глядя в их лица, я всей душою желал Красной Армии победы. Не важно, что я был великий князь. Я был русский офицер, давший клятву защищать Отечество от его врагов. Я был внуком человека, который грозил распахать улицы Варшавы, если поляки ещё раз посмеют нарушить единство его империи. Неожиданно на ум пришла фраза того же самого моего предка семидесятидвухлетней давности.

Прямо на донесении о «возмутительных действиях» бывшего русского офицера артиллерии Бакунина, который в Саксонии повёл толпы немецких революционеров на штурм крепости, император Николай I написал аршинными буквами: «Ура нашим артиллеристам!»

Сходство моей и его реакции поразило меня. То же самое я чувствовал, когда красный командир Будённый разбил легионы Пилсудского и гнал его до самой Варшавы. На сей раз комплименты адресовались русским кавалеристам, но в остальном мало что изменилось со времен моего деда.

― Но вы, кажется, забываете, ― возразил мой верный секретарь, ― что, помимо прочего, победа Будённого означает конец надеждам Белой Армии в Крыму. Справедливое его замечание не поколебало моих убеждений. Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало всё, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство.

Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе! Сейчас я уверен, что ещё мои сыновья увидят тот день, когда придёт конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоёваны, а картографам придётся немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке.