Олег Макаренко (olegmakarenko.ru) wrote,
Олег Макаренко
olegmakarenko.ru

Categories:

Как коммуна может на равных играть с индивидуалистами



Представьте себе обычную нуклеарную семью: мама, папа, дети, где-то по соседству живут родители и братья-сёстры, которые иногда собираются вместе на общие праздники. Внезапно одному из супругов приходит в голову идея уволиться с работы, чтобы открыть небольшую пекарню.

Первое, что получит начинающий предприниматель — фоновое сопротивление окружения. Большая часть его близких начнёт возмущаться временным снижением уровня жизни семьи, рассказывая, что «детям нужно отдохнуть на море», «вы одеваетесь как бомжи» и «уже неприлично ездить на таком автомобиле». Если повезёт, второй супруг поддержит идею, как это было с женой Генри Форда и с мужем Татьяны Бакальчук. Если нет, второй супруг будет жаловаться и спорить, требуя растратить отложенные деньги на шубу, мотоцикл или новый смартфон.

Психологи советуют предпринимателям разделять семейный бюджет: деньги мужа отдельно, деньги жены отдельно. В периоды, когда дела идут хорошо, раздельный бюджет позволяет вкладывать прибыль не в статусное потребление, а обратно в фирму, позволяя ей расти. В периоды, когда дела идут плохо, раздельный бюджет позволяет терпеть финансовые лишения самостоятельно, не перекладывая ответственность за свои неудачи на супруга. Конечно, часто супруг говорит разумные вещи, давая мечтателю остыть перед тем, как тот вложит семейные деньги в акции АО «МММ»… однако всё же многим раздельный бюджет развязывает руки, позволяя строить более смелые планы и увереннее рисковать своим капиталом.

Современное капиталистическое общество, которое состоит из огромного количества нуклеарных семей, быстро тянется вверх. Когда Сидоровы принимают решение открыть пекарню, а Ивановы поступают в вуз на второе высшее, Петровы идут в ресторан, чтобы отметить там покупку нового автомобиля. Однако через 10 лет социальное давление начинают испытывать уже не «скопидомы» Сидоровы и не «заучки» Ивановы, а беспечные Петровы, которые видят, чего достигли их более дальновидные товарищи. Это побуждает Петровых включаться в гонку, тем или иным способом поднимая свой социальный статус.

Схема развития общества получается такой:

1. Сидоровы экономят на удовольствиях и вкладывают в развитие.
2. Сидоровы переходят на новый уровень.
3. Сидоровы тянут за собой Петровых.

Теперь посмотрим на какую-нибудь дикую африканскую страну с её первобытным коммунизмом. Напомню, что слово «коммуна» переводится с французского как «община» — таким образом, как признают и сами марксисты, первобытно-общинный строй можно назвать также первобытно-коммунистическим строем:

https://esperanto.mv.ru/wiki/Марксизм/ПервобытнообщинныйСтрой

В таких африканских странах люди живут уже не нуклеарными семьями из мужа с женой и даже не патриархальными семьями из нескольких поколений родственников, объединённых под властью «главы семьи». В африканской глубинке люди общинами, работают и отдыхают сообща.

Допустим, предприимчивый парень Мумба из такой общины хочет открыть пекарню и разбогатеть. Он лепит из глины печь, выращивает зерно, делает из зерна муку, а из муки печёт хлеб. В тот момент, когда Мумба выкладывает свои батоны на прилавок, чтобы торговать ими, к прилавку подходят старшие члены общины и со словами «надо делиться» забирают у него весь товар. Это не моя фантазия, это реальная история, которую мы с вами уже как-то обсуждали:

https://vk.com/wall-50177168_648834

Однажды друг одного из добровольцев хотел заработать денег на приготовлении и продаже хлеба. Он собрал немного денег и купил на них ингредиенты. Он сам построил глиняную печь и испёк 30 батонов «деревенского хлеба» (что-то вроде специфического деформированного багета).

Он понёс свежеиспечённый хлеб к дороге и продавал его, пока не пришёл его отец. Отец ему сказал: «У тебя есть хлеб! Семье нужен хлеб!», и взял 20 батонов для себя и своих детей (у него было 4 жены и по 8 детей на жену). Наш предприимчивый африканский друг обанкротился. Он потерял весь свой начальный капитал и больше никогда не делал хлеб.

Это история всей Африки: коммунализм, вышедший из-под контроля. Совершенно немыслимо отказать требованию старшего (или просто члена семьи) в деньгах или еде. Люди прячут любые маленькие суммы, которые у них есть, потому что если бы кто-то об этом узнал, то была бы длинная очередь попрошаек, которым, согласно неким представлениям о чести или что там у них, нельзя отказать.

Я говорил своим друзьям снова и снова отвечать таким людям "нет", и каждый раз они вежливо объясняли мне, что это невозможно. Вся система выстроена так, чтобы тащить людей вниз, к низшему общему показателю.



Община — великий уравнитель. Голодному община не даст умереть с голоду, поделившись с ним своими ресурсами. Эти ресурсы община заберёт у того, кто особенно хорошо поработал, сделав большие запасы зерна. Таким образом община стимулирует людей не к предпринимательству и к накоплению, как в современном капиталистическом обществе, а к тому, чтобы быть «как все», придерживаться среднего уровня: не испытывать стыда, получая помощь от других, но и не быть дураком, надрывая спину ради лодырей.

Понятно, что капиталистическое общество тоже состоит из нормальных людей, которые не могут спокойно смотреть, как кто-то рядом с ними голодает. При капитализме есть государство, есть некоммерческие организации, которые следят, чтобы достойный кусок хлеба был у каждого, вне зависимости от суммы уплаченных им налогов. Общину тянет на дно не забота о бедных, а коллективная система принятия решений, которая надёжно душит любую предпринимательскую инициативу. Самостоятельно накопить денег на пекарню — на два порядка более лёгкая задача, чем выклянчить нужную сумму у старших членов общины. Вспомним хотя бы знаменитую историю подполковника Орловского, героя войны, которому пришлось дойти аж до Сталина, чтобы получить небольшой кредит на развитие колхоза.

Коммуны могут работать «в плюс» только при помощи такой мощной направляющей силы, как религия. К примеру, Иван Проханов, двоюродный дед известного писателя, создавал в раннем СССР евангельские коммуны, которые показывали великолепные хозяйственные результаты, так как каждый колхозник работал там на совесть, а не на комиссара с наганом. Опыт других стран показывает, что и евангельские коммуны, и коммуны других христиан успешно дожили бы до наших дней, если бы советская власть не уничтожила их из идеологических соображений:

https://ru.wikipedia.org/wiki/Евангельские_коммуны_в_СССР

Курс советской власти по отношению к христианским коммунам и артелям поменялся в середине 1920-х. Тем не менее до 1927—1928 годов относились к ним хотя и без восторга, но и без радикальных инициатив. Однако в 1927—1928 годах произошло серьёзное усиление давления, выразившееся в повышении налогов, в подходах к нарезке земель и т. д. Уже нередко собственность коммун (скот, техника, инвентарь) экспроприировалась с дальнейшей передачей местным крестьянам или «нормальным» колхозам. Иногда подобный произвол формально-юридически обосновывался квалификацией деятельности коммун и артелей как выходящей за рамки хозяйственно-экономических функций. Это влекло за собой последующую ликвидацию коммун как «псевдосельскохозяйственных объединений»…

Следующими шагами стали принудительная перерегистрация уставов сельхозартелей (для «отделения сельскохозяйственного строительства от религиозного культа»), запрет на коллективные молитвы и богослужения, а также удаление из состава коммун «социально-чуждых элементов». Вместо «чуждых» в коллективы входили посторонние люди, в основном коммунисты и комсомольцы, которым было поручено пробиваться в руководство и добиваться советизации артелей. Одновременно реформированные артели переподчиняли соседним колхозам. В некоторых местностях активные верующие, в административном порядке лишённые избирательных прав (в категорию «лишенцев» автоматически попадали пасторы, дьяконы, проповедники, регенты хоров), не имели права не только работать в колхозах, но и проживать на их территории. Разбавление коллективов христианских коммун посторонними людьми приводило к снижению дисциплины (на языке пропаганды — «активизации классовой борьбы») и в итоге — к развалу хозяйств.



Подведу итог

Человек в естественном своём состоянии является ленивым и завистливым существом. Общины прозябают в бедности, раскулачивая достигших успеха особей, чтобы удовлетворить тем самым лень и зависть коллектива. При капитализме раскулачивание запрещено, поэтому люди вынуждены удовлетворять свою зависть иначе — усердно работать, чтобы «жить не хуже Сидоровых». Счёт мы видим на табло: экономические результаты современных государств говорят сами за себя.

Из этого следует, что коммунистам, если они только продолжают настаивать именно на совместном ведении хозяйства, следует брать пример со своих предшественников из прошлых веков: таких, например, как катары, пикарты, гумилиаты или коммуна Онайда. Исторически коммунисты, как верно отметил Достоевский, «дальше брюха не шли», считали главной своей целью совместное потребление материальных ценностей. Если, однако, коммунисты сменят лозунг «отнять и поделить» на лозунг «заработать и раздать», их коммуны твёрдо выдержат конкуренцию со сколь угодно порочным и технологически развитым капиталистическим миром.

Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 367 comments

Recent Posts from This Journal